Медленно проскальзываю внутрь, оказываясь ещё в одном пустом помещении, из которого можно немного лучше различить доносящиеся мужские голоса. Ведётся какой-то жаркий спор, но сути я уловить не способна. Мне плохо. Меня знобит и мутит одновременно. Мое присутствие здесь слишком опасно. Именно поэтому я приваливаюсь к стене и напрягаю слух, чтобы поймать хоть намек на разговор, в котором надеюсь услышать ещё одно упоминание о Киле.
Громкие крики, маты и оскорбления перемешиваются с мелодичным тембром мужского голоса, заставляющего замирать, причем не только меня. Когда он вступает в беседу, все остальные замолкают и слушают всё то, что он говорит, безоговорочно. В одну из таких пауз я пытаюсь подвинуться чуть ближе, осторожно забираясь на деревянный короб. Со сломанной рукой это сделать намного труднее. С такой высоты я даже могу видеть то, что происходит за дверями. Но именно тогда, когда, наконец, поднимаю голову, чтобы оценить обстановку внутри воочию, я натыкаюсь на тот самый взгляд, который заставляет пошатнуться. Моя нога соскальзывает и с громким грохотом опрокидывает стоящий рядом стул.
В помещении резко воцарилась звенящая тишина. Все голоса разом смолкли. Мое же сердце, напротив, разошлось так, что, казалось, ещё несколько ударов — оно окажется в той самой комнате среди собравшихся. Громкие шаги вытащили меня из оцепенения, заставив выйти из укрытия. Я прекрасно понимаю, что у меня нет шансов сбежать.
Дверь распахивается, пуская яркий свет, который сразу же определил меня для незнакомца. Крупный мужчина несколько секунд пристально рассматривал меня с ног до головы, а затем ухмыльнулся и кивнул в сторону комнаты, где шло собрание. Чувствуя, как заворачивает в узел все мои внутренности, медленно сжимаю кулаки и шагаю вперёд, пока не оказываюсь в помещении, заполненном мужчинами. Человек тридцать, не меньше, все они смотрят на меня оценивающе, с неким интересом и превосходством. Но я рассматриваю только одного человека, расположившегося по центру. Выискиваю хоть что-то знакомое. Пытаюсь понять и объяснить себе причину. Но когда он поднимает на меня глаза — все становится предельно понятным.
— Не может быть…
Отшатываюсь. Голова страшно кружится вместе с мыслями в моей воспаленной голове, которая все ещё болит после удара пистолетом в машине. Упираюсь спиной в широкую грудь мужчины, стоящего позади меня, но не могу отвести взгляда от мужских зрачков. Таких же жёлтых и ярких, как мои. А это настоящая редкость. И это не может быть совпадением.
— Может, — самый главный из них встаёт. Его внимание полностью приковано ко мне. — Все вон.
Мужской голос не громкий и не тихий, но в нем столько власти, что толпа сидящих вокруг него людей разных возрастов беспрекословно поднимается с кресел и по очереди выходит из помещения. Здесь, в отличие от того места, где меня обнаружили, идеальная чистота. Комната больше похожа на зал для переговоров, чем на подвал. Когда позади меня больше не чувствуется другое тело, я звучно выдыхаю скопившийся в груди воздух. Сама того не замечая, я почти не дышала все это время.
Статный мужчина сканирует меня орлиным взглядом. Со своими, точнее с моими желтыми глазами, он действительно похож на птицу. На хищника. Его внимание оседает на загипсованной руке, а рот кривится. И я не пойму, то ли это улыбка, то ли гримаса.
— Тебе не сделали больно?
Эхо отлетает от стен пустого помещения. Нас разделяет большой круглый стол, вокруг которого расположились многочисленные стулья.
— Если не считать приклада по голове, чтобы я не орала, то физически не сделали.
Вглядываюсь в лицо с крупными чертами лица, в волосы с едва пробивающейся проседью. Мужчина красив, и возраст его ни капли не портит. Костюм сидит на нем как влитой. Дорогие часы блестят циферблатом, отражаясь от потолочного света. Оформленная борода только придает ему стати.
— Как вас зовут? — буквально скриплю, а не говорю. Горечь оседает на языке, отравляя своей правдой.
— Габриэль.
— А фамилия Ривера?
Он молчит. Глаза его все выражают так же, как и мои. Они не врут.
— Вы умерли. Причем достаточно давно.
Он как-то устало выходит из-за стола. Медленно сокращает между нами расстояние, после чего встаёт напротив меня и облокачивается на спинку стула. Он выше и намного крупнее. Но я его не боюсь.
— Мне пришлось, Тиффани. Не всегда то, что видишь, является истиной. И да, — он прикрывает на секунду глаза, — Киллиан жив. Его никто не стремился убить.
Чувствую, как начинает кружиться голова. Пытаюсь удержать равновесие, но крупная теплая ладонь цепляет мое здоровое запястье. Прикосновение, на удивление, не вызывает у меня отторжения.
— Откуда вы знаете?
— Ты должна понять, что от меня в этом городе очень сложно что-то скрыть. Тем более факт смерти Хоггарда. Он в больнице. С ним все в порядке.
Волна дикого облегчения захлёстывает меня с головой. Я не хочу показывать этому человеку свою слабость, но слезы сами по себе начинают струиться по раненым щекам, пощипывая кожу.
— Ты очень похожа на мать. Такая же бойкая, своенравная… И несомненно красавица.