Анечка была настолько глупа и в тоже время мудра, чтобы не обидеться на недвусмысленный намёк Поэта. Теперь она размыкала свои пухлые губки только по необходимости и от этого только выигрывала, становясь ещё загадочнее и желаннее.
Наблюдая за развитием отношений влюблённой парочки, в какой то момент, я поймал себя на том, что засматриваюсь на медсестру больше, чем этого требуют рамки приличия. Она стала притягивать меня тем же, чем в своё время притянула Поэта. Было в этой хрупкой блондинке, что то очаровательное, не от мира сего. Иногда мне казалось, что вместо Поэта напротив Анечки сижу я. Что это я держу в ладонях её маленькую тёплую ручку и читаю ей стихи. Может быть, моя фантазия и не распалялась бы настолько сильно, если бы мне иногда не казалось, что Аня отвечает мне взглядом, не лишённым симпатии. В какой то момент, моё воображение стало рисовать любовный треугольник, и это было вполне объяснимо.
За свои тридцать пять лет, у меня совсем не было личной жизни. Была жизнь общественная, жизнь без остатка отданная службе и всё. Все мои личные контакты сводились к одночасовым романам с проститутками. А ведь я не сухарь какой-то. Я всегда мечтал о красивой верной жене, большом доме и куче детишек. Но ничего этого у меня до сих пор нет и вряд ли уже будет. Тридцать пять лет одиночества, это уже карма. Загруженный бесконечными командировками и важными заданиями я совсем забыл, ради чего живу. Вспомнил поздно и не во время.
Но треугольник тоже не был конечной фигурой. Почти не отводя потаённого взгляда от Анечки, я заметил, что её внимание привлекает ещё один человек. Когда её взгляд случайно останавливался на этом человеке, она уже долго не могла отвести глаз. Они оказывались примагниченными электрическим зарядом, который искрился и трещал, проходя дугой из дальней части палаты. Я проследил за направлением этой дуги и увидел, что она берёт своё начало из серых широко расставленных глаз, которые украдкой выглядывают из-за китайского планшета. Это открытие повергло меня в шок и я подумал, что Саше следует всерьёз опасаться такого конкурента.
Словом, с каждым прожитым днем, с каждым визитом милой Анечки, наэлектризованность нашей палаты возрастала и это грозило обернуться техногенной катастрофой.
Нужно было срочно дать разрядку скопившемуся напряжению, и этим, как ни странно озаботился Вождь.
«Не могу больше сидеть в четырёх стенах!»
Этот голос, раздавшийся за изголовьем кровати, пробудил во мне инстинкт самосохранения. Я вздрогнул и как облитый кипятком вскочил на ноги.
«Как он может так незаметно перемещаться, ведь только же был в своём углу?» – пронеслось в моих возбуждённых мозгах.
– Скажи своему Куратору, чтобы вывел нас на прогулку в город. Мы здесь не звери в клетке и не заключённые.
Это был приказ, обсуждать который не имело смысла, поэтому, той же ночью, я привычным мне способом оказался в кабинете у Куратора.
– Об этом не может быть и речи! – Отрезал он, сверкая пятном на лбу, которое оставил кулак, используемый вместо подушки.
Он был раздражён и возмущён. Возмущён тем, что я опять ворвался к нему без приказа; что я прошу о вещах, которые неумолимо ведут к срыву операции.
Я смотрел на эту рыжую физиономию, и мои глаза наливались красным.
«Ах ты сука! Ты же ещё ни разу за эти пятнадцать дней не вызвал меня сам, ни разу не попросил отчёта, не дал мне ни крупицы необходимой информации. Понятно, что всё что тебе нужно, ты видишь с помощью камер. Тогда как объяснить, что ты чуть не позволил придушить своего сотрудника? Я могу прямо сейчас свернуть твою куриную шею, забрать объектов и раствориться с ними в городе так, что никто и никогда нас не найдёт. Могу, но пока не буду этого делать, потому что ещё рано. Нам ещё рано покидать эту обитель, пока большая голова не придумала железный план. И уж тогда, Рыжий, не обессудь!».
Проговорив про себя этот монолог, я развернулся и покинул кабинет Куратора.
Доклад о понесённом фиаско, вызвал у генералиссимуса презрительную улыбку. Рыжие усики покосились набок. Да-да, Вождь к тому времени уже обзавёлся шикарными усами. Для этого только и нужно было сделать, что сбрить бороду.
Он досадно махнул рукой, как мастер на нерадивого ученика.
«Ну тебя, рукожопый! Всё за тебя самому переделывать!» – красноречиво говорил весь его вид.
Вождь удивил меня в который раз. Он сам договорился с Куратором, и на это ему понадобилось всего пятнадцать минут. Во время очередного визита Рыжего, он зажал его между койкой и окном и что-то долго и воодушевлённо нашёптывал тому в ухо. Сначала Куратор категорически мотал головой, но со временем, движения головы становились более медленными и плавными, а потом и вовсе из вращательных перешли в поступательные.
В конце разговора Рыжий чему-то улыбнулся, но потом тут же принял вид строгого учителя, и, вздёрнув вверх указательный палец, что-то негромко наказывал Вождю. Потом он хлопнул собеседника по плечу и сказал уже громко, чтобы слышали все:
– Договорились! Объявите эту новость своим коллегам сами!