Эффект присутствия

— Оживляет, — подсказал и.о. начальника КМ. — Со Смоленцевым более-менее ясно. Крепкий и невысокий, это он. А вот худой в очках кто есть? И главное: стрелок кто? Что мы знаем о связях Смоленцева? Денис, что с тобой?!

Начальник РУБОПа, оторопело замотав головой, вдруг крепко хлопнул себя ладонью по вихрастой макушке. Одновременно щеки и уши у него налились густым малиновым окрасом.

— Вадим Львович, какой я олух царя небесного… Два плюс два сложить не могу. На территории сервиса сейчас три машины стоят: за цехом покраски — фиолетовый Ford Mondeo Смоленцева и серо-бежевая Subaru Legacy механика, у-у-у, черт… как его фамилия… Кашицын! А ближе к воротам возле мойки припаркована белая Audi 100, госномер… госномер К 03 °CС… Знаете, чья это «аудюха»?

— Не интригуй, Денис, говори.

— Раймонда Рипке!

— Маленького, худенького, очкастенького, — Птицын пальцами выбил по крышке стола дробь. — Но тогда получается, что тут Катаев каким-то боком? Раймонд — его финансист.

— Рипке раньше работал со Смоленцевым, автосервис они на пару поднимали. Каток года два, что ли, назад его в свою корпорацию перетащил.

— Не знал о связи Смоленцева с Рипке. Мимо меня прошла. Хотя по времени я здесь, в Остроге работал, должен был знать, — поразмышляв вслух, подполковник выдвинул предположение: — Может, Смоленцев через Раймонда этого Паулуса с самим Катком общается? Может, он под него давно лёг? А мы — ни ухом, ни рылом…

В ответ Давыдов пожал неохватными плечами: «Почему бы и нет».

— Вадим Львович, я до разрешительной службы доскочу, — майор поднялся со стула, едва не шаркнув затылком по плафону светильника. — Сдается мне, у Рипке оружие имеется зарегистрированное.

— Поторопись тогда, времени без пяти шесть, ЛРР[154] перерабатывать не привыкла, — напутствовал Птицын.

Не успела за рубоповцем закрыться дверь, как в проем заглянул старший опер розыскного отделения Муратов.

— Разрешите, товарищ полковник! — Под мышкой он держал толстую пачку бумаг.

— Подожди, Лёва, пару минуток… — Птицын пододвинул к себе телефонный аппарат и убавил звук телевизора.

Муратов, томившийся под дверью начальника всё то время, пока в кабинете находился Давыдов, скроил недовольную гримасу и скрылся в коридоре.

Птицын звонил на работу жене. Встроенный в трубку динамик ответил длиннющими басовитыми гудками. В последние полтора-два месяца с Еленой стало происходить странное. Служба сжирала большую часть времени подполковника, семье оставались объедки, но нескольких мимоходом подмеченных деталей, на первый взгляд, незначительных, оказалось достаточным, чтобы прозвучал сигнал тревоги. Супруга взяла привычку отпрашиваться с работы на полчаса, на час пораньше, ссылаясь на семейные обстоятельства. Эту новость на одном предновогоднем мероприятии Вадиму Львовичу поведал в перекуре начальник юротдела налоговой инспекции, в непосредственном подчинении которого трудилась Елена. Птицын тогда поддакнул, как ни в чем не бывало: «Да-да, временные проблемы, скоро решим, пойдёмте к столу, Юрий Евгеньич». А сам не на шутку загрузился — дома жена стала появляться позднее обычного, в половине девятого или даже в девять вечера. Пару раз Птицын возвращался со службы раньше своей второй половины. Задержки она объясняла тем, что навещала маму или заходила к подруге. С тёщей у Вадима Львовича сложились непростые отношения, поэтому наводить справки у нее он не стал. А вот подруге Ларисе, смазливой озабоченной разведёнке, позвонил под благовидным предлогом. Вывести дамочку на нужную тему было делом техники. «Ленка твоя совсем меня забыла, с сентября не виделась, хоть бы ты, Вадим, навестил, посидим, поболтаем». Слушая в трубке кокетливый женский хохоток, Птицын дрогнувшим голосом сказал: «Да-да, загляну как-нибудь». Первой мыслью, пришедшей в голову подполковника, было: жена завела любовника. Но она ни разу не вернулась домой с запашком спиртного, тогда как в понимании Вадима Львовича бокал вина или рюмка коньяку являлись обязательной прелюдией к короткому любовному свиданию. А ещё Елена полностью отказалась от косметики и украшений, перестала носить брюки, отдавая из всего гардероба предпочтение двум длинным шерстяным платьям темных, монашеских, как она именовала их, расцветок. Охватившее её равнодушие к своему внешнему виду не укладывалось в схему поведения женщины, завязавшей любовные отношения на стороне. Дело было в чём-то другом. В чём именно — следовало выяснить как можно скорее, пока ситуация не усугубилась.