Эффект присутствия

— Так завтра следачка к прокурору на арест потащит, слышали же, — сквозь зубы процедил Иголкин.

— Потащит, если дружбой со мной пренебрежёшь, — за пятнадцать лет оперативной работы Сапега говорил подобное бесчисленное множество раз. — На самом деле, Гоша, есть варианты. Можно выскочить через трое суток на подписочку. Можно до предъявления обвинения десять суток в порядке девяностой посидеть и опять таки на подписку уйти. Можно до суда в СИЗО покантоваться, а по приговору условно получить. Можно по трети срока со строгача на поселение соскочить. Но есть реальный шанс всю трёху до звонка пропыхтеть в Мордовии, на дальняке. Тебе как желательно?

— Мне хотелось бы сегодня домой возвернуться. — Иголкин сделал чисто сидельческий жест — веером растопырил лежавшие на коленях пятерни.

— Ну ты нахал! — подполковник сделал вид, что ему смешно. — Краёв не видишь! За сегодня не заикайся! Ты уже регистрацию на рейс прошёл. Пристегни ремень, взлетаем!

— Курнуть разрешите?

— Кури. Юра, где его «Мальборо»? — Сапега поднял глаза на старшего опера.

Фомин расстегнул медную пуговку-заклёпку на нагрудном кармане вельветового батника, извлёк яркую пачку. С момента её изъятия у Иголкина сигарет в коробочке заметно убыло. Соскучившийся по табаку задержанный, закурив, несколько раз кряду с жадностью затянулся.

— По мокрухе, на которую вы меня вертели, я не в теме. Не надсмехайтесь, гражданин начальник… Хотите, на пидара забожусь? Я догадывался, что Знайка какую-то делюгу выкруживает, но в детальности не вникал. Чисто за гужбана рулил…

Подполковник согласно кивал, опасаясь некстати оброненным словом оборвать нарождающийся контакт. Заверения Иголкина о том, что он не был посвящен в приготовления к убийству двух лиц, на данном этапе не оспаривались. Признавать соучастие в особо тяжком преступлении под гнетом трёхлетнего срока за преступление средней тяжести, на котором спалился, ни один здравомыслящий человек не будет. Тем паче, сидевший.

Иголкин с угрюмым выражением лица, как бы через силу выдавливая, рассказал, что примерно за неделю до Нового года Красавин попросил его на несколько дней смотаться с ним в Острог. Пообещал заплатить копейку за бензин и за извоз. Иголкин рассудил: «А почему бы и нет». В Остроге они поселились в доме напротив школы, неподалёку от жэдэ вокзала. О том, что готовится какой-то шухер, Иголкин догадался по тому образу жизни, который они вели. В основном тихарились на хате, на телефонные звонки не отвечали, дверь открыли только раз, когда сосед слишком настойчиво долбился в поисках сигарет. «Девяносто девятую», на которой приехали, ставили в железном гараже во дворе того же дома. Ключи от стойла[202] дал хозяин квартиры. Фамилии-имени его Иголкин не ведал, но описывал узнаваемо — под сорок лет, плотный, белобрысый. Трижды в разное время суток совершали поездки по городу, маршрут указывал Знайка. Передвигались не спеша, как будто высматривали место нападения и пути отхода. Названий улиц Иголкин не знал, объяснял на пальцах — главная улица с разделительным отбойником (проспект Ленина), большая площадь с дурацким памятником (площадь трёхсотлетия города), кафе «Разворот» напротив многоэтажного серого здания с большими окнами (учебный корпус политехнического института) и так далее.

Все три вылазки проезжали мимо кафе, единожды остановились неподалёку от него и Красавин долго приглядывался к местности. Предположив, что нападение планируется на кафуху, Иголкин осторожно закинул приятелю: «Не стремно ли?», шибко много людей там крутилось. Похоже, заведение пользовался в городе популярностью. Знайка в резкой форме посоветовал не совать нос куда не следует. Иголкин принял рекомендацию к сведению. Мобильников у обоих не имелось. При нём Красавин из квартиры по городскому телефону никому не звонил. Один раз в городе Знайка ушёл из машины, отсутствовал минут пять, вернулся со спортивной сумкой. Что было в сумке — не знает, но что-то увесистое. Когда Красавин её нёс, ручки натянулись. С кем он тогда встречался, не видел. Двадцать девятого декабря Знайка сказал: «Расход» и отстегнул три с половиной тысячи рублей. Иголкин порулил домой, в Андреевск, а Красавин так и остался в Остроге на хате.

Сапега конспектировал повествование в блокноте. Услышанные обстоятельства имели важное значение. Появился живой человек, подтверждающий проживание обвиняемого в квартире риэлтора в интересующее следствие время. Версия Красавина о его отсутствии в Остроге в день убийства если не опровергалась, то основательно подмывалась. Если тебе тридцатого декабря надо быть на похоронах в Андреевске, какого рожна ты не уезжаешь из Острога накануне с оказией? Конечно, на этот вопрос можно дать несколько ответов: «Подорвал с утра тридцатого на первой электричке»; «Не поехал с Иголкиным, потому что не закончил дела в Остроге»; «Узнал о смерти отца Хавроньи после отъезда Иголкина» и прочая, прочая… Но все эти объяснения на фоне другой изобличающей фактуры будут выглядеть попытками извернуться, не более.