Эффект прозрачных стен

– Хочешь посмотреть на девочку? – Елена Николаевна подошла к одной из кроваток.

Маленькая, смуглая, она лежала на спине. Большие глаза с длинными ресницами не мигая смотрели в потолок. От чувства острой жалости к умирающему ребенку перехватило дыхание. Может, и впрямь, забрать девочку? Бумаги оформить не проблема. Вот только что потом? У нее уже есть один потенциально больной ребенок. Она смотрела на девочку, а мысли крутились вокруг Прохора. Сколько лет ему будет, когда наследственное заболевание заявит о себе? Столько же, сколько ей сейчас? Что было бы с ней, заболей сейчас ее сын? Это как выбить опору из-под ног. Вон сколько вокруг здоровых детей! Почему ее сыну досталась больная девочка? Чем он виноват? Только тем, что родился не у того отца? Мысль была до того горькой, что на глаза набежали слезы. От жалости к Прохору, от жалости к Маше. От жалости к самой себе.

«Не надо было мне сегодня приезжать сюда», – запоздало подумала Анна Прохоровна.

Она остановилась у одной из кроваток. Ребенок, лежавший в ней, радостно загулил, размахивая ручками и ножками. Девочка. Беленькая, с редкими рыжеватыми волосиками, месяца полтора или чуть больше. Анна Прохоровна наклонилась над ребенком:

– Какие мы хорошенькие!

– Это Сашенька Фролова, – сказала за ее спиной Елена Николаевна.

И тут в голове у Анны Прохоровны что-то перемкнуло. От воспоминаний, нахлынувших, словно тропический ливень, стало тяжело дышать. Сергей, яростно сметающий на пол сушилку с посудой… Отчаяние, когда она впервые узнала о его диагнозе… Муж на больничной койке, такой родной и близкий и в то же время такой далекий… Решение было одновременно спонтанным и осознанным. У нее будет здоровая внучка, у сына – здоровая дочь. А Маша… Таких малышей почти всегда усыновляют. У нее все будет хорошо. Обязательно будет.

Она взяла девочку на руки.

– Это моя Маша. Моя. Да, Машенька?

Девочка заулыбалась, почувствовав тепло ее тела.

– Нет же, нет, вот Машенька! – Елена Николаевна взяла из кроватки другого ребенка. – Держи!

– Ты. Ошибаешься. Моя. Внучка. У. Меня. На. Руках, – медленно произнесла Анна Прохоровна.

– Подожди, ты хочешь?.. – Они слишком долго знали друг друга, и Елена Николаевна, не зная причин поведения подруги, поняла, что происходит на ее глазах. – Пойдем ко мне в кабинет.

С Машей – настоящей Машей – на руках она решительно пошла по проходу между кроватями. У двери остановилась, посмотрела на застывшую Тарасову с Сашенькой Фроловой.

– Пошли, Аня.

Тарасова медленно, словно во сне, последовала за ней.

– Ты хочешь оставить здесь Машу, а забрать нашу Сашеньку? Я правильно тебя поняла? – спросила Елена Николаевна, когда они оказались в директорском кабинете.

– Это моя Маша, – повторила Тарасова, прижимая ребенка к груди.

– Уверена? Не передумаешь?

Анна молчала.

– Ань, если на то пошло, может, лучше Агнию заберешь? С твоими возможностями ты ее быстро на ноги поставишь. А так ведь умрет девчонка. Неужели тебе не жалко?

Ей было жалко маленькую Агнию. Но жалость к Прохору и к себе перевесила.

В тот день она уехала с Сашей Фроловой. Маша Тарасова осталась в доме малютки. У Прохора, приехавшего навестить мать через три дня после происшедшего, даже не возникло мысли, что девочка на руках матери – не его Машуня. Как не возникло ее и у Лады, с трудом выкарабкивающейся из тяжелой болезни.

Тогда она считала, что приняла единственно правильное решение. Единственное, что ее тревожило, – судьба маленькой Агнии. И когда, через неделю после случившегося, Елена Петровна сообщила, что у Агнии нашлась родная тетя, профессиональный медик, Анна успокоилась.

И только сейчас, впервые за десять лет, она усомнилась в правильности своего поступка.

Экран монитора пронзила алая вспышка, Сергей вздрогнул. Руки потянулись к лицу, словно в фантасмагорическом танце.

– Что? Что случилось? – Анна бросилась к кровати, сжала пальцы мужа.

Он что-то невнятно произнес, а следом до Анны донесся шум из коридора.

– Не волнуйся, все в порядке, – сказала она.

Дверь распахнулась, на пороге стоял Прохор, отбивающийся от медсестры Милы.

– Анна Прохоровна! – запричитала она. – Я сказала, что сюда нельзя, но они…

– Скажи своим… – Анна Прохоровна свела брови на переносице, чтобы предостеречь сына от резких слов, но он и сам остановился – сказалось европейское воспитание. – Скажи, пожалуйста, своему персоналу, что я имею право навещать этого человека в любое время суток.

– Говорю. – Анна Прохоровна кивнула. – Идите, Мила, мы тут сами…

– Но… – попыталась возразить девушка.

– Сами, – добавив металла в голос, повторила Тарасова и, убедившись, что дверь за девушкой закрылась, вопросительно посмотрела на сына. – Итак?

– Лада беременна! – выпалил тот и принялся беспорядочно метаться по комнате.

На мониторе полыхал ярко-алый костер с малиновыми прожилками.

– И что вы решили?

– Как что? Рожать, однозначно. – Прохор остановился, посмотрел на мать. – Мы ведь даже не надеялись! Ведь врачи говорили…