Сможем ли мы на самом деле найти Первого?
Мне хочется найти его, обернуться вокруг его тела и испепелить.
Хочу смотреть, как он умирает, кричит от боли, как кричали многие и многие, и чтобы потом, перед самой смертью, он смог увидеть и услышать меня. И я скажу ему, кто я такая, что я с ним сделала и почему.
Я
ХОЧУ
ОТОМСТИТЬ.
ЧАСТЬ 4
ГРЕХОПАДЕНИЕ
1
ШЭЙ
В сумерках мы выскальзываем наружу. Кай спускается по лестнице, тянет за веревку и выталкивает лодку из-под краннога. Забирается в нее, и лодка дико пляшет на воде. Когда она перестает качаться, спускаюсь и я. Грациозного спуска не получается. После полутора суток без еды дрожат руки, подгибаются ноги, и движениям недостает координации.
— Готова? — шепчет Кай.
Киваю, и он принимается грести — выводит лодку от нашего убежища на чистую воду с большими глубинами. Гребет спокойно, ровно, тихо. Он не ел даже дольше, чем я, его били по голове, он целый день провел привязанным к скамейке, но держится молодцом.
Любуюсь, как он работает веслами. Ночь сегодня безоблачная; разноцветное сияние вокруг звезд бьет по глазам, отражается от воды, от Кая.
Он поднимает весла из воды, и мышцы сокращаются; волосы вьются над воротником, и моим пальцам не терпится коснуться их.
— Прекрати, — шепчет он.
— Что?
— Не смотри на меня так. Я пытаюсь сосредоточиться.
Келли возвращается из разведки.
— Келли сказала, что можно плыть, — говорю я Каю и выставляю большие пальцы рук. Он поворачивает лодку направо, в направлении Кенмора.
Это небольшая деревушка, наверное, самый удаленный от Киллина населенный пункт у озера. Когда мы вернулись в Киллин, он еще не входил в зону карантина, а теперь входит. Его не зачистили, и Келли еще раньше сообщала, что там остались мертвые, больные и умирающие люди. Теперь, когда армия ушла — если не считать тех, кто ловит меня, — они брошены на произвол судьбы.
Кай перестает грести.
— Хочешь, чтобы я сменила тебя? — спрашиваю у него.
— Нет. Все в порядке. Просто подумал: нужно выбросить наши телефоны в озеро. Их могут отслеживать. Нельзя ими пользоваться.
— Ох. Ладно. — Co вздохом достаю свой телефон и провожу пальцем по чехлу, борюсь с желанием снять его: по дизайну он напоминает моего белого медвежонка Рэмси, и мне трудно с ним расстаться. Что-то проворачивается в душе, когда расстаюсь с вещами из прошлого. Но мамы больше нет, и имеют ли они какое-то значение?
И все же чехол отправляется в карман, а наши телефоны погружаются в холодную воду озера.
Вскоре мы уже подходим к причалу в Кенморе. Чувствую это, еще не завидев деревни: в воздухе витают боль и смерть. Приходится блокировать их. Келли говорит, что продолжит наблюдение за нами сверху, и взмывает в небо.
Кай подводит лодку к причалу, я набрасываю веревку на столбик. Он выходит за мной. Пришло время запастись всем необходимым для жизни.
Идем по улице, потом по другой, ищем дома, которые, по нашему мнению, стоит обследовать. Некоторые пусты, в других только покойники, в третьих — больные и умирающие. Почти все время пользуюсь защитой, ослабляя ее время от времени, чтобы избегать последних.
Пробуем передние и задние двери, иногда окна, заходим в некоторые дома, стараясь не думать, что стало с теми, кто тут жил. Это трудно, потому что их тела зачастую так и лежат в комнатах.
Мы обнаруживаем и жадно едим зерновые батончики и фрукты — все, что можно есть на ходу, и набиваем небольшие рюкзаки продуктами и бутылками с водой. Находим одежду, которая нам почти по размеру, и переодеваемся. В одном доме вижу на полке топографические карты; быстро просматриваю и запоминаю те, что могут пригодиться, потом кладу на место.
У меня всегда была фотографическая память, а после болезни она стала даже более точной. Хватает одного взгляда на карту, и уже мысленно вижу ее, и даже больше того: я способна соотносить ее с другими картами и прочей информацией и все это анализировать. Все равно что постоянный доступ ко всем накопленным знаниям по первому требованию; не приходится рыться в памяти, чтобы найти нужное.