Эффект разорвавшейся бомбы

— О, чувак, — закричал он. — Это какая-то смешная хрень.

— Я не пытаюсь быть смешным.

— Нет, я так не думаю. — Он уставился на озеро, качая головой. — Ты думаешь, она глупая, не так ли?

— Что? — Я сел. — Никогда этого не говорил. Нет, — настаивал я. — Конечно, не думаю, что она глупая.

— Тогда не вини дерьмо, которое не имеет никакого отношения к тому, почему ты сидишь здесь один и почему она в том доме, когда, вероятно, хочет быть здесь. — Он прищелкнул языком.

Поэтому я сказал ему, что это было именно то, на что он был похож.

— Тебе нужна наседка, сынок, — сказал он. — Если бы Моник была здесь, она бы так сильно тебя отшлепала.

Я упрямо молчал.

— Скажи мне вот что, — сказал он. — И я не буду спрашивать подробностей, потому что, видит бог, Элли мне слишком нравится, чтобы знать о ней такое дерьмо, но когда ты был с ней, что ты чувствовал? — Когда я бросил на него скептический взгляд, он поднял руки. — Что? Я женат двенадцать лет. Я знаю, как говорить о чувствах, чувак. Не моя проблема, если ты этого не знаешь. Просто не отвечай, если не хочешь. Но без всего этого лишнего шума, только ты и она, на что это было похоже?

Легкость.

Та, которую не описать словами.

Ничто из того, что мы делали, не заставляло меня сомневаться в себе, до того момента, как на пресс-конференции все пошло не так.

— Разве твоя мама не спрашивает тебя о таких вещах? — спросил он.

Я покачал головой.

— Мы не были семьей, которая делилась своими эмоциями. Это было больше похоже на… — Я на минуту задумался о своем детстве, колледже, когда умерла Кассандра, и мои родители переехали сюда, чтобы помогать Фейт, поэтому я не платил незнакомцам, чтобы они помогали растить ее. — Мы показывали нашу любовь, действиями. Нам не нужно было накладывать на это слова, как красивые ярлыки. Просто будь рядом.

Дайвон медленно кивнул.

— Я понял тебя.

Слегка поерзал на своем сиденье.

— Какое это имеет отношение к чему-либо?

— Эмоциональный интеллект как у скалы, чувак, — пробормотал он, глядя в небо. — Думаю, если бы ты проснулся с маленькими сердечками, плавающими вокруг твоей большой головы, ты бы все равно не признался бы в том, что чувствуешь.

— Это неправда. — Я усмехнулся. — Это просто кажется… думаю, это невозможно. Все бы наблюдали за нами.

— Ну и что?

Дейвон наклонился вперед.

— Давай сыграем в игру по-быстрому. Не думай слишком много, просто скажи первое, что придет тебе в голову. Твоя жизнь стала лучше, когда она была с тобой?

«Да».

Мой рот оставался на замке.

— Ты скучаешь по ней?

«Черт возьми, да».

— Сколько раз ты видел ее за последние несколько недель?

«Двенадцать».

Поддразнивание, просто дегустация, когда мне хотелось есть бесконечно. В тишине я чувствовал, как мое сердце тревожно колотится, чего, вероятно, и добивался этот засранец.

Должно быть, он что-то увидел на моем лице, потому что усмехнулся себе под нос.

— Ты ей доверяешь? Она ограничивала твое время? Жаловалась на то, что ты делаешь? Думаю, я знаю ответ на каждый из этих вопросов. — Он вздохнул, когда я, наконец, посмотрел на него. — Чувак, делать то, что делаем мы? Ты знаешь, как трудно найти женщину, у которой хватит сил мириться с работой и обязательствами? Мне все равно, что кто-то говорит, но то, что им приходится делать, сложнее. Намного сложнее. Моник — самый сильный человек, которого я когда-либо встречал, но не смей говорить об этом моей маме, если встретишь ее.

Я рассмеялся.

Однако он еще не закончил.

— Ты хочешь знать, почему у меня ни разу не возникло соблазна изменить своей жене, в то время как большинство парней не подумали бы дважды? Потому что я этого не хочу. На свете нет ничего лучше того, что есть у меня дома. Никого, кто мог бы сравниться. Для меня нет никого лучше, чем она. Я мог бы повидать тысячу женщин. Мне все равно, как они выглядят или что обещают, для меня нет ничего лучше, чем Моник. И я доверяю ей, как ничему другому в этом мире.

Я опустил голову, мои руки болтались между ног, пока я изо всех сил пытался дышать.

— Итак, не знаю, почему ты так упорно сопротивляешься этому, потому что, как я понимаю, последние несколько недель ты был раздражительной занозой в заднице не просто так. Ты слишком изнуряешь себя, потому что не можешь выбросить ее из головы, верно?

Я провел языком по щеке.

— Это не может быть так просто, не так ли? — спросил я, голос был грубым и ржавым и исходил откуда-то из глубины груди. Часть моего тела, из которой я обычно не разговаривал. Это переросло во что-то большее, слишком объемное, чтобы поместиться под кожей.

Мог ли я представить кого-то лучше для себя, чем Элли?

Черт возьми, нет.

До нее меня никто никогда не соблазнял. Я никогда и близко не подходил к тому, чтобы принять малейший риск испортить свою жизнь. И она совсем не расстроила ее.

Она бы вписалась в это.

В меня.

— Срань господня, — неловко выдохнул я.