Эфффект линзы

— Хм… не в том дело… я вообще никого не хотел целовать…

— Не хотели, но поцеловали… Еще как поцеловали, у меня аж…

— Стоп! — Я отчаянно замотал головой. — Пожалуйста! Так получилось… Мне очень неловко…

Взгляд Вики, как мне показалось сначала, в ту секунду ничего не выражал, но потом вдруг стал мягким, обволакивающим. Ее глаза улыбнулись, будто бы тайком, проверяя, замечу ли я. Она пожала плечами и опять отвернулась от меня.

— Значит, я так плохо целуюсь, что вы даже не хотите об этом вспоминать?..

Я уже был готов решительно согласиться, но потом до меня дошло, что именно она сказала.

— Да при чем тут ты… Ну объяснил же — был немного не в себе.

— То есть, в принципе, вам понравилось?.. — Хоть я и не видел ее глаз, мне показалось, я буквально чувствую озорной огонек, вспыхнувший где-то внутри нее.

— Ну да… То есть… Вика! Я ведь говорю: обыкновенная ошибка!

— По-моему, кто-то совсем заврался, — она вдруг прыснула смехом, с удовольствием наблюдая, как я продолжаю безнадежно краснеть. Вдруг меня порядком разозлило то, что мои переживания кому-то кажутся смешными.

— Прекрати немедленно, иначе…

Наверное, интонация показалась ей слишком грубой, смех мгновенно оборвался, а Вика наконец вскинула на меня серьезный и исполненный искренней горечи взгляд.

— Нет, это вы прекратите! Не могу больше слушать все это… Ошибка — это когда вместо соли сыпешь в суп сахар! А то, что вчера было — никакая не ошибка, потому что вам этого хотелось! Давно! И если бы все вернуть назад, вы поцеловали бы меня еще раз. И еще, и еще… Чего тут стесняться — это был нормальный мужской поступок!

Я покачал головой. Как объяснить, что как раз то, что я поступил в той ситуации просто как мужчина, теперь и мучает меня больше всего? Сколько бы ни смеялся над собственной профессией, ее правила, ее специфическую этику придумывали неглупые люди. Я не имел права видеть в Вике кого-то другого, кроме человека, которому требуется моя профессиональная помощь.

— Уходи.

— У меня, вообще-то, сейчас консультация!

— Закончим на этом. Мне больше нечего тебе сказать.

— Вообще-то, это должен решать клиент…

— Ты мне не клиент, Вика. Ты же видишь… ничего не получается.

Девушка тяжело вздохнула, даже ее невообразимые кудри как-то сразу огорченно поникли.

— Кирилл Петрович, ну вы же ведете себя, как ребенок… Зачем вы боретесь с этим?! Я ведь тоже боролась! Но у меня ничего не вышло!

Мне так сильно захотелось ее обнять, что, стиснув зубы, лишь силой заставил себя отступить на шаг назад.

— Уходи, пожалуйста…

Она молча встала с моего стола и ушла.

Я остался в тишине и одиночестве. Теперь смогу увидеть ее лишь случайно. Уж в этом могу быть уверен.

Черт возьми, ну почему все так сложно?! Я миллион раз спрашивал себя, что бы было, заметь я ее, например, на какой-то дискотеке. Неужели я мог бы подумать, что Вика — еще ребенок? Вот просто глядя на ее фигуру, лицо, разговаривая с ней… Почему нам постоянно нужно проводить черту: семнадцать лет — это мало, а восемнадцать — в самый раз, одиннадцатый класс — это дети, а первый курс ВУЗа — уже взрослые? И что делать, если, даже замечая эту черту, упираясь в нее каждый раз, не можешь перестать чувствовать, думать, мечтать?..

Я закрыл глаза, заведя руки за голову. Эта история для меня закончилась. Ее нужно отпустить.

И, наверное, обзвонить хотя бы нескольких своих знакомых девчонок.

Или сосредоточиться исключительно на работе. Вот, например, передо мной маячит чудная перспектива побывать в готской тусовке, облачившись в черные одежды.

«Я ведь тоже боролась! Но у меня ничего не вышло!»

Удручающая правда.

* * *

Я жил в каком-то странном медитативном трансе, из-за чего время проносилось так стремительно, что даже не успевал оглянуться. Меня сильно лихорадило от отсутствия сигарет, я стал дико раздражительным, особенно по вечерам, когда оставался один в своей полутемной конуре с видом на школу. Но, стиснув зубы, все же держался. Если не бросить сейчас — не бросишь никогда. Опять-таки, своего рода это вызов а-ля «Слабо?!» и дело даже не в том, что моя привычка кому-то не нравится. Дело только в силе духа.

Странно, когда стараешься ни о чем не думать, вовсе перестаешь чувствовать что-либо. За две недели, казалось, во мне вообще не осталось ничего от всепоглощающей скуки. И, признаться, я впервые был этому рад.

Вика снилась мне. Поначалу отчаянно, до одури, каждую ночь просыпался в холодном поту. Потом все реже и реже. Я успокаивался. Скорее всего, это наваждение ушло так же неожиданно, как и нагрянуло. Всего несколько дней спустя после нашего последнего разговора ко мне в кабинет зашла Вера Михайловна, с трагическим выражением лица положив на стол фотографию. Взглянув на нее краем глаза, я понял, что очень странно выгляжу, если меня сфотографировать украдкой, под углом в сорок пять градусов и снизу. Моя наставница сурово свела брови и осуждающе покачала головой, отметив, что нашла это «у нее в тетради прямо на уроке». Я тяжело вздохнул. Вера Михайловна, выполнив свою крайне важную миссию, ушла, а я порвал фотку и усилием воли подавил самодовольную улыбку на лице.