Эффи Брист

– Я сделаю все, что могу, сударыня. Но это будет нелегко. Ваш супруг, – простите, что я называю его по-прежнему – не из тех мужчин, которые подчиняются настроению. О нет, он руководствуется принципами, и ему нелегко будет отказаться от них или хотя бы временно поступиться ими. Если бы это было не так, его поведение и воспитание были бы иными. То, что кажется вам жестоким, он считает только справедливым.

– Вы думаете, что мне лучше отказаться от моей просьбы?

– Нет, почему же. Мне хотелось лишь объяснить, чтобы не сказать – оправдать, поведение вашего мужа, и, кроме того, указать на те трудности, с которыми нам, по всей вероятности, придется столкнуться. Но я полагаю, что мы настоим на своем. Ведь мы, женщины, можем многого добиться, стоит лишь с умом приняться за дело и не слишком перегнуть палку. Кроме того, ваш супруг один из моих почитателей и, думаю, не откажет мне в просьбе, с которой я к нему обращусь. Кстати, у нас собирается завтра наш маленький тесный кружок, я увижу его и поговорю с ним, а послезавтра вы получите от меня письмецо и увидите, принялась ли я за дело с умом, то есть я хотела сказать удачно или нет. Я думаю, что мы добьемся успеха, и вы увидитесь с дочерью. Говорят, она очень красивая девочка. Впрочем, в этом нет ничего удивительного.

Глава тридцать третья

Через день пришло обещанное письмо, и Эффи прочла: «Рада сообщить Вам, сударыня, приятные новости. Все получилось так, как нам хотелось. Ваш супруг слишком светский человек, чтобы отказать в просьбе даме. Однако было совершенно очевидно (и я не могу этого скрыть от Вас), что его согласие не соответствует тому, что сам он считает разумным и справедливым. Но не будем придирчивы там, где следует только порадоваться. Мы договорились, что Анни придет к Вам сегодня после двенадцати. Пусть Ваша встреча пройдет под счастливой звездой!»

Письмо пришло со второй почтой, и до появления Анни оставалось менее двух часов. Кажется, недолго, но вместе с тем, мучительно долго. Эффи ходила, не находя покоя, из комнаты в комнату, заходила на кухню, говорила с Розвитой о всевозможных вещах: о плюще, который на будущий год, наверное, совсем обовьет окна церкви Христа-спасителя, о швейцаре, который опять плохо привинтил газовый кран (как бы не взлететь из-за этого в воздух), о том, что керосин лучше брать опять на Унтер-ден-Линден, а не в лавке на Ангельтштрассе. Она говорила обо всем на свете, только не об Анни. Ей хотелось заглушить страх, охвативший ее, несмотря на письмо супруги министра, а может быть им и вызванный.

Наконец наступил полдень. В прихожей раздался робкий звонок. Розвита пошла взглянуть, кто пришел. Анни? Да, это была она. Поцеловав девочку, но не расспрашивая ни О – чем, Розвита тихонечко, будто в доме был тяжелый больной, повела ее по коридору, через первую комнату, до двери второй.

– Ну, входи туда, Анни, – сказала она и, не желая мешать, оставила девочку одну, а сама вернулась на кухню.

Когда Анни вошла, Эффи стояла в противоположном конце комнаты, прислонившись спиной к дубовой раме зеркала.

– Анни!..

Девочка же остановилась у полуприкрытой двери, не то в нерешительности, не то не желая идти дальше. Тогда Эффи сама бросилась к дочери, подняла и поцеловала ее.

– Девочка моя, Анни! Как я рада! Ну, проходи же, рассказывай.

И, взяв ее за руку, она подошла к дивану и села. Анни стояла не двигаясь, сжимая свободной рукой край свесившейся скатерти, робко поглядывая на мать.

– Знаешь, Анни, я тебя недавно видела.

– Мне тоже так показалось.

– А теперь расскажи мне обо всем поподробнее. Какая ты стала большая! И этот шрамик здесь – Розвита рассказала мне о нем. Ты всегда была в играх резвой и шаловливой. Это у тебя от мамы, мама твоя была тоже такая! А как ты учишься? Наверное, отлично, ты похожа на первую ученицу, которая приносит домой только самые лучшие баллы. Тебя хвалит фрейлейн фон Ведельштедт, мне говорили об этом. Это очень хорошо. Я тоже была честолюбивой девочкой. Только у нас не было такой хорошей школы. Больше всего я любила мифологию. А ты, какой у тебя самый любимый предмет?

– Я не знаю.

– Нет, ты, наверное, знаешь, это не трудно сказать. По какому предмету у тебя самые лучшие отметки?

– По закону божию.

– Ну, вот видишь. Я же знаю. Это очень хорошо. А я не особенно была в нем сильна. По-видимому, это зависело и от преподавателя – у нас был кандидат.

– И у нас был кандидат.

– А сейчас его нет? Анни кивнула.

– Почему?

– Я не знаю. Теперь у нас снова проповедник.

– Вы его любите?

– Да, двое из первого класса даже хотят перейти к нам[108].

– Мне это понятно. Это хорошо. А как поживает Иоганна?

– Это она проводила меня сюда.

– А почему ты ее не привела сюда наверх?

– Она сказала, что лучше побудет внизу, подождет меня на той стороне у церкви.

– А потом ты зайдешь за ней? – Да.

– Надеюсь, она будет ждать терпеливо. Там есть маленький садик, а окна церкви до половины заросли плющом, будто церковь старая-престарая.

– Мне бы не хотелось заставлять ее ждать.