Ефим Сегал, контуженый сержант

-    Поставим, как всегда, распределителя работ и подсобного рабочего. Дело нехитрое, справятся.

Ефим подумал.

-    Нет, Иван Иванович, подсобный и без того загружен. Одну операцию попробую осилить сам, а на другую можно и распреда.

-    Что ж, толково. Идемте, покажу вам, что надо делать.

В этот день Ефим выполнял операцию «забортовка вкладышей». Лапшин не раз искоса на него поглядывал, а в конце смены, при всех, язвительно осведомился:

-    Выпендриваешься? Вкалываешь заместо работяги, дырку затыкаешь? А кто же нас погонять будет?

Смена выжидательно молчала. Ефим принял вызов.

-    Во-первых, товарищ Лапшин, - ответил он подчеркнуто серьезно, - попрошу вас, и это относится ко всем, обращаться ко мне на «вы», хотя я моложе многих, в том числе и вас, Сергей Назарович.

Левка Жарков прыснул, Лапшин посмотрел на Ефима недоверчиво - не смеется ли?

-    Спасибочки, мастер, что напомнил, то есть напомнили, что я Назарович, - притворно запричитал он, - сроду меня так не величали!

. В последних словах, против воли Лапшина, прозвучала обида, Ефим это почувствовал.

-    Жаль, - сказал он - вы давно не мальчик... Во-вторых, прошу учесть, погонять я никого здесь не намерен. Вас совесть должна подгонять: идет война. Без совести человек - не человек, так - двуногое, ошибка Господа Бога в человеческом обличье.

Лапшин слушал нахмурившись. Но Ефиму показалось, а может быть, он этого хотел, как что-то, глубоко и непробудно, десятилетиями спавшее в тюремном детище, на секунду-другую просыпается и снова погружается в сон.

-    Пошли, Дрозд, - Жарков дернул Лапшина за рукав. Тот машинально двинулся к выходу.

Вскоре после этого в конторку заглянул Мальков.

-    Вы, наверно, очень устали с непривычки, Ефим Моисеевич, намахались молотком? Спасибо вам... Не хотел вас огорчать, да и при чем здесь вы... смена опять не додала двадцать вкладышей, уж как повелось... Идите отдыхать до завтра.

За первым нелегким для Ефима днем последовали такие же трудные дни и недели... Смена почти постоянно работала не в полном составе, и Ефим, как правило, заменял отсутствующих литейщиков на разных операциях. Лапшин больше не «тыкал» ему, не упрекал в «выпендривании», однако ни уважения, ни внимания не выказывал. А Ефим незаметно, но пристально присматривался к нему. Смена работала явно замедленно и, главным образом, потому, что бригадир, от которого зависел конечный результат, как успел установить Ефим, заметно притормаживал, действовал ни шатко, ни валко. Бригадир - заливщик. Чем больше сформует деталей, тем быстрее будет поворачиваться и все рабочее колесо смены. А он не торопится. «Зачем ему это надо? Что он выгадывает?» - Ефим не понимал.

В первый же день он заметил: бригадир прихрамывает. Но в остальном - здоровяк, крепыш, мог бы куда проворнее шевелиться. Мог бы, если бы захотел. Вот как заставить его захотеть?

-    Сколько раз и я, и начальник цеха пытались, как говорится, и кнутом, и пряником его переломить, - сетовал Мальков, - все зря. Дружки за него горой. И в заработке они не нуждаются, вот в чем загвоздка! Деньги добывают где-то на стороне, воруют или спекулируют, не знаю. А женщины и рады бы заработать, да боятся Лапшина, молчат... Снять его с заливки? Заменить некем. Такие дела, - невесело заключил старший мастер.

* * *

Месячный план смена Сегала снова завалила. Все оставалось по-прежнему, никакого просвета. Ефим еще больше осунулся. Его не столько изнуряла работа - непривычная и тяжелая, сколько бессилие перед упрямым замкнутым Лапшиным. Были еще кое-какие неприятные мелочи: цеховой кладовщик показался ему нечистым на руку.

-    Где я вам возьму спецовки и мыло? - отмахивался тот от рабочих. — Война! Все посылают на фронт.

Ему верили - было похоже на правду. Ефим засомневался, что-то темнил кладовщик: быть не может того, чтоб даже литейщикам не выделяли мыло, хотя бы неполную норму. И спецовки до дыр поизносились.

-    Куда вы деваете мыло, спецжиры и спецодежду, положенные литейщикам? - спросил он сразу, войдя в кладовую.

Кладовщик, детина лет сорока, на минуту растерялся, но быстро собрался и, дыхнув на Ефима сивушным смрадом, нагло объявил:

-    На складе нет, не пужай! Я не из пужливых, не таких видал!

-    Я вас не пугаю, а требую ответа. Кстати, почему вы пьяны на работе?

-    Я?! Пьян?! Да я хоть по нитке пройдусь, не качнусь.

«Верно, - подумал Ефим, - такому буйволу четверть надо вылакать, чтобы закачаться. А почему он не на фронте?»

-    Вы были на войне? - спросил он.

-    На какой войне? - вытаращил глаза кладовщик. - Ты про мылу или про войну?

-    Про то и другое.

-    Так я вам растолковал, - он уже на «вы» обращался к Ефиму, - мыла, жиров и спецовок три месяца не получал... На войне не был, броня.

-    Бронь? - громко переспросил Ефим.

-    Броня, - невозмутимо подтвердил кладовщик.

-    Вы чем-то серьезно больны?

-    Я здоров, никакого браку во мне нет. Пущай другие болеють.