Ефим Сегал, контуженый сержант (СИ)

...В одиннадцать часов вечера бывший фронтовик, искалеченный войной солдат, журналист Ефим Сегал со своей супругой укладывался спать в новом обиталище на узенькой односпальной кроватке с жестким матрасиком, под легким казенным байковым одеяльцем. В двух шагах от них посапывала «девочка» Маруся.

Тем же часом номенклатурный Савва Козырь, разжиревший за войну от безделья и обжорства, бесценную жизнь которого охраняла бронь, а также Степаны жилины, ефимы сегалы и их товарищи, видел первые сны в просторной спальне «заслуженно» захваченной благоустроенной квартиры, на кровати из красного дерева.

Великий принцип социализма «каждому по труду» действовал наглядно и убедительно.

В редакции все еще царило «безвластие». Вернее, главная власть в ней вот уже несколько месяцев принадлежала ответственному секретарю Сегалу. Нового редактора пока не подобрали, Адамович, прервав всего на две недели больничный лист, снова отправилась к Богатиковой - заполнять очередной...

Стараниями Ефима и Нади, трудами новенького сотрудника Жоры Белоголовкина и показными хлопотами Крошкиной газета выходила регулярно. Помогала и Дубова. По-своему, со всей зоркостью рысьих глаз следила она, чтобы на страницах многотиражки не появилось бы ничего «такого». Как и полагается партидеологу, методично, в каждом номере, выступала с длиннющими статьями, определяющими, как она считала, лицо газеты и направляющими мысли читателей в нужное политическое русло.

С несвойственным ему равнодушием смотрел Ефим на свою во всех отношениях бледную, беззубую, как глубокий старец, многотиражку. Не до нее теперь было: заедала нищета. Денег на жизнь не хватало, не вылезал он из долга у прижимистого бухгалтера, не упускавшего случая унизить его нотациями и поучениями. Выматывала и бытовая неустроенность. Козырь не торопился отселить девочку Марусю...

В коридоре квартиры вечно чадили керосинки, отвратительная смесь запахов копоти и еды проникала в комнату. В комнате холодно, промозгло, дрова сырые, печка неисправна...

Тяжкий крест нес Ефим. И казался еще тяжелее он, этот крест, оттого, что давил непосильным грузом на Наденьку. Не сетуя, не упрекая друг друга, несли они трудную житейскую ношу. В череде серых будней, словно солнышко, светила им, согревала и прибавляла силы немеркнущая, нетускнеющая любовь. Только молча, втайне, Ефим казнил себя за непомерные страдания, омрачавшие жизнь Наденьки. Однажды, в горькую минуту, родились у него строки, обращенные к многострадальной, неизменно ласковой жене.

Я мучаюсь украдкой,

Не раз себя кляня,

Что жить тебе не сладко,

Хорошая моя.

Что с первых километров Далекого пути На лобовые ветры Приходится идти.

Морщинками усталость Легла у глаз твоих.

Хотя бы ветер малость Унялся и утих.

А он, неугомонный,

Бушует и ревет.

-    Быть может, повернем мы?

-    Нет, - говоришь, - вперед!

Горькие стихи, но не беспросветные. Заключительные строки вырываются из минора в мажор, из мрака к свету.

Глава шестая

Егор Рызгалов - начальник отдела рабочего снабжения ОРСа - слыл работником высочайшего класса, поильцем, кормильцем многотысячного коллектива. Высокий, худощавый, в безукоризненно сидящей на нем военной форме, он и впрямь производил впечатление человека энергичного и знающего свое дело. За два с лишним года работы в редакции Ефиму не приходилось с ним сталкиваться: ни одной жалобы непосредственно на Рызгалова за это время не поступало.

... Как-то в редакцию пришел немолодой мужчина.

-    Здорово, товарищ Сегал, вы меня не узнаете? - спросил он, подходя к Ефиму. - А я с вами знаком еще по пересылке, вместе пришли на завод. Фамилия моя Забелин, зовут - Корней Лазаревич. Дело у меня к вам есть... важное, - добавил значительно, - желательно побеседовать с глазу на глаз. - Он поглядел на машинистку, Алевтину и Надю. - Я - общественный контролер. Дело срочное.

Они уединились в пустующем, по обыкновению, читальном зале парткабинета.

-    Как тебя величать, редактор?.. Оба мы солдаты, стало быть, «выкаться» нам ни к чему. Верно?

-    Не редактор, корреспондент, - поправил Ефим, - зовут Ефим Моисеевич.

-    Добро! Слыхал я о тебе на заводе много хорошего, парень боевой, смелый. Мне теперь такой и нужен. - Забелин пятерней пригладил свои буйные полуседые кудри, оправил пояс, стягивающий гимнастерку. - Я работаю слесарем по ремонту оборудования. После Победы остался здесь: семью мою немецкая бомба в воронке похоронила. Куда мне ехать? Работаю и работаю. С год назад меня, как бывшего фронтовика, ввели в рабочий контроль. С той поры я после смены частенько бываю в заводских продмагах, слежу, чтоб продавцы не очень баловали, не обманывали, не обвешивали покупателя, само собой, пересортицей не занимались...

Ефиму стало не по себе: конечно же, явился к нему этот обстоятельный посетитель с банальным магазинным происшествием, кого-то обвесили граммов на сто. Эка невидаль! Поэтому он поторопил Забелина:

-    Ну, а дальше?