- Правильно, товарищ... - Щукина запнулась, забыла фамилию, - товарищ Жора. Не зря ты коммунист, не зря так часто брал у меня политлитературу. Молодец! Все бы так... Далее, - Щукина опустила свою тушу в кресло, - о самом главном. По мнению товарища Дубовой, к которому я целиком и полностью присоединяюсь, наша многотиражка за последние месяцы стала менее кляузной и более партийной. Это, безусловно, заслуга нашего парткома, лично товарища Дубовой. Так держать, товарищи! Так и глубже, по-ленински, по-сталински, только так! - она опять крепко стукнула по столу. - А то некоторые сотрудники редакции, - она выразительно глянула на Ефима, - многократно пытались превратить газету в вестник кляуз и средство шельмования руководящих кадров... К сожалению, товарищ Гапченко потворствовал таким левацко-оппортунистическим наскокам... Баста! Больше такого не будет!
«Вывод ясен, - подумал Ефим, - на пост главы газеты подобран не редактор, а тюремный надзиратель; дуэт Щукина-Дубова, при поддержке бездарной подпевалы Адамович, в самое короткое время окончательно угробит многотиражку». О том, чтобы ему столковаться со Щукиной, и речи быть не может. «Просто так, мадам жандарм, я вам все-таки не сдамся», - решил он.
- Может быть, у кого-нибудь есть ко мне вопросы, или имеются какие-нибудь пожелания или соображения, - прошу, пожалуйста, я демократка, - Щукина обнажила в улыбке крупные желтые неровные зубы.
«При всех ваших мощных опекунах, - подумал Ефим, - вы, мадам, уязвимы... Ну-ка, на первый случай, получите щелчок!» Он незаметно подмигнул Наде.
- У меня к вам вопрос, если разрешите...
Редакторша царственно кивнула.
- Я к тому, чтобы работать по-ленински... Вы, наверно, помните пожелание Владимира Ильича всей советской печати?
- Какое пожелание? - насторожилась Щукина.
- «Поменьше политической трескотни, побольше деловитости».
Щукина вроде бы замерла, вперила в Ефима неподвижный тяжелый взгляд.
- Не понимаю твоего вопроса, Сегал, к чему он?
- К тому, что завет Ленина касается всех нас, - пальнул Ефим, - всех без исключения, и вас, и товарища Дубовой. Выпускать в свет нашу газету такой, как сейчас, беззубой и мелкотемной - значит начисто игнорировать ленинский наказ, то есть работать не по-ленински.
Надя незаметно, но энергично дернула Ефима за рукав. Поздно: глядя на покрасневшее вдруг рыхлое лицо Щукиной, он испытывал радость охотника, подстрелившего бешеную волчицу.
- Тэк-тэк, - процедила сквозь зубы Щукина, - тэк-тэк, любопытно. Давай, мели дальше, Сегал, ты это умеешь. Не зря о тебе такого мнения в парткоме и райкоме.
- Сейчас не обо мне разговор, о дальнейшей судьбе газеты... Так вот, будем мы придерживаться ленинского завета в повседневной работе или не будем? - он с торжеством наблюдал, как самоуверенная партглыбина смешалась... Правда, ненадолго.
Она поднялась за столом, метнула на Ефима ненавидящий взгляд, крикнула:
- Хватит, Сегал, хватит вредной демагогией заниматься! Не тебе, беспартийному, учить нас, коммунистов, уму-разуму... Все, товарищи, совещание окончено, вы свободны, прошу по рабочим местам. А с тобой, Сегал, поговорим отдельно, — пообещала с угрозой.
Не слышал Ефим дальнейших слов Щукиной, летевших ему вдогонку. Вместе с Надей поспешно спускался по лестничным маршам Дома общественных организаций, вон из редакции. На улице - ветрено, морозно.
- «Карету мне, карету», - продекламировал он, нервно посмеиваясь. - Знаешь, пойдем на завод, поговорим.
Они зашли в пустой Красный уголок сборочного цеха. Сели. Невесело помолчали.
- Нам, Надюша, надо упредить действия Щукиной, нечего ждать, как тот мужичок, когда гром грянет. Благоразумнее поберечься от щучьей пасти. Придется подыскивать работу в другом месте. Обоим.
- Где? Каким образом? - возразила Надя. - Тебе, наверно, легко будет устроиться в другой газете, ты - профессионал со стажем. А я? Репортер без года неделю, да еще студентка-заочница... И, по-моему, не стоит паниковать: Щукина не будет спешить с нашим увольнением, особенно с твоим. Ни ей, ни Дубовой, не выгодно расстаться с единственным квалифицированным журналистом. К тому же и осложнения могут возникнуть, я имею в виду юридические: ты - инвалид войны. Они постараются отделаться от тебя не сразу, спустят на тормозах. Посмотришь, примерно через полгодика подыщут подходящую замену, а за это время все обставят так, что ты сам рад будешь сбежать из редакции. Затем возьмутся за меня.
«Умница», - подумал Ефим, любуясь милым детским обликом жены, в который раз восхищаясь ее отнюдь не детским разумом.
- Так что выше голову, Фима! Ничего, пережили не одну напасть, и эту, Бог даст, сдюжим.