Ефим Сегал, контуженый сержант (СИ)

-    Я, конечно, могу его кое-чему подучить, - по возможности бесстрастно сказал он, - только журналиста из него не получится. Бог не дал.

Щукина недовольно поморщилась

-    Выйдет, не выйдет - там видно будет. Белоголовкин - коммунист! А это что-нибудь да значит! Кстати, - она сощурила желтенькие с реденькими ресничками веки, - ты не собираешься вступать в партию? Марфа Степановна, кажется, сделала тебе такое предложение?

-    Я не подготовлен еще к такому шагу. Потом, может быть....

-    Тебе виднее. - Она осталась довольна: беспартийного легче выдворить из редакции - не потребуется согласований, не надо ни у кого испрашивать разрешения.

В вопросе партийности Сегала мнения Щукиной и Дубовой расходились. Дубова, наоборот, тащила Сегала в партию с дальним прицелом: скрутить его партийной дисциплиной, обеззубить, превратить в аллилуйщика.

Среди текущих дел и забот Ефим как-то подзабыл о рызгаловском деле, не посетил, как обещал, Забелина. В один из дней, просматривая свежую редакционную почту, он обнаружил небольшое письмо. «Товарищ редактор! - писал рабкор. - В заводских магазинах в этом месяце не выдают мяса. Заменяют яичным порошком и кое-чем прочим. Непонятно. Жена работает на шарикоподшипнике, так у них мясо полностью отоварили. А у нас почему?»

«Балда! - ругнул себя Ефим, прочитав письмо. - Как я посмел забыть? Забелин тоже хорош! Пришел, наговорил и в кусты, что ли? Сегодня же схожу к нему в цех. Непременно».

Перебирая письма дальше, он увидел одно адресованное ему лично, вскрыл конверт, развернул вчетверо сложенный лист бумаги, начал читать.

«Здорово, солдат! Пишет известный тебе Корней Забелин. После того разговора с тобой, дня через два, вызвал меня начальник цеха. Поедешь, Забелин, на родственный завод, в энск, в длительную командировку. Ты понимаешь в станках наших и не наших, а там с этим зашились. Будет тебе зарплата, командировочные, еще кое-что вдобавок. Прикинул я в уме: выгода! И поехал, дурья голова. Только в энске хватился, какое дело оставил в Москве. И к тебе второпях не зашел. Как же теперь буцет с той проделкой, о которой мы говорили? Одна надежда на тебя. Свяжись-ка ты, друг, с моими корешами, общественными контролерами Зерновым и Копытиным. Оба работают в инструментальном. Прошу тебя, Ефим, как солдат солдата, не оставляй этого дела, нельзя! А работы у меня здесь маловато. Здешние слесаря-ремонтники сами ребята с головой. И зачем меня сюда послали? Ходил к механику проситься обратно в Москву. А он мне: сиди, не рыпайся. Когда надо будет - отправим обратно. Вот какие ватрушки, Ефим. Крепко жму руку».

Ефим задумался. «Что за дьявольщина? Командировка это или ссылка подальше от Москвы? Если ссылка, то кто «стукнул» Рызгалову о посещении Забелиным редакции? Он представился общественным контролером при всех... Надя исключается. Крошкина и Пышкина... Ба! Как он забыл?! Муж Пышкиной работает кем-то в рызгаловском аппарате. Значит, Пышкина?»

Вечером Ефим поделился с Надей последними новостями об операции «Мясо».

-    Если твое предположение верно, жди подкоп и под себя, и под тех рабочих-контролеров, - сказала Надя.

На следующий день Ефим был в инструментальном, разыскал Зернова и Копытина.

-    Мы, в общем, ничего такого не знаем, - ответили оба как сговорившись, - наше дело сторона, мы люди махонькие.

Ефим попытался их пристыдить.

-    Ты, редактор, - услышал в ответ, - разыщи Забелина и валяйте с ним, гоняйтесь за правдой на пару. А у нас норма, работать надо, понимаешь?

«Та-ак, - насторожился Ефим. - Срочно сослали Забелина, двум другим - кляп в рот. Остаюсь я - главный потенциальный разоблачитель. Меня обезвредить Рызгалов постарается, разумеется, с помощью Щукиной: лучшего союзника ему здесь не найти... Может быть, он уже с ней связался? Весьма вероятно...» И он представил себе разговор Рызгалов-Щукина.

Рызгалов:

«Доброго здоровьица, Мария Георгиевна! Как живете-можете? А я к вам, можно сказать, за помощью, кое о чем посоветоваться надо. Зашел бы лично, да времени в обрез. Так уж не взыщите за телефонное беспокойство. Тут такое дельце: наш ОРС на текущий месяц получил неполную норму мяса, превысил лимит предыдущего квартала. Поэтому недостача мяса в магазинах. Дело поправится в начале будущего месяца. Но знаете, есть такие люди, им дай только повод, распускают вредные слухи, мутят народ... Глядишь, и в газету вашу может лишнее проникнуть. Сотрудник ваш Сегал постарается или кто другой найдется. Мало ли несознательных? Понимаете, что это означает?»

Таким мог быть предполагаемый монолог Рызгалов в тексте. Толковать его надлежало иначе: