Ефим Сегал, контуженый сержант

– И мне нелегко было смотреть, хотя я видел этот фильм во второй раз. Впервые он был показан в Москве за год-два до войны, не позже. Позже наши вожди начали тесно общаться с вождями третьего рейха.

Роза боязливо оглянулась по сторонам, тихо спросила:

– Вы не боитесь произносить вслух такие крамольные слова?

Ефим рассмеялся:

– Кого я должен сейчас бояться, вас?

Роза снова оглянулась:

– Мне страшно. Страшно правду слушать. Все боятся, и я боюсь.

Ефим глянул на нее укоризненно.

– Ну, ладно… теперь поздний вечер, вокруг – ни души. Наберитесь храбрости выслушать меня, хотя бы на этой совершенно пустынной улице. – Он помолчал. – Вы, может быть, запомнили знаменательный снимок, он был помещен во всех газетах на видных местах, осенью 1939 года?.. Впрочем, что я? Ведь вам тогда было…

– Восемнадцать, – подсказала Роза, – и политикой я не интересовалась. Она и теперь, признаюсь, меня не очень-то занимает… А о каком снимке вы говорите?

– Снимок исторический: на ступенях рейхстага выдающийся большевик, ленинец-сталинец, нарком иностранных дел СССР Молотов жмет руку выдающемуся фашисту-людоеду Адольфу Гитлеру. Многообещающее рукопожатие! Что за ним последовало – известно всем: война, разруха, десятки миллионов жертв, в том числе евреев… Замучены в концлагерях, просто убиты, сожжены в адских печах. Кстати, зола шла в дело: на удобрение полей и огородов.

– Как вы можете произносить такие слова?! – с возмущением воскликнула Роза, голос ее дрожал. – Ради Бога, перестаньте!

– Простите!.. Впрочем, извиняться не за что: правда не всегда приятна для слуха, как известно. Но я не хотел вас расстраивать. И давайте сменим пластинку. Я лучше расскажу вам свежий анекдот…

Роза покачала головой.

– Не-ет, после «Семьи Оппенгейм», да еще с вашим добавлением, мне не до анекдотов, да и вам тоже, не притворяйтесь. И не надо плохо обо мне думать. Я аполитична, верно, но дурочкой вы меня, надеюсь, не считаете?

– Аполитичность еще не глупость. Но в наше время не стоит прятаться за аполитичность. Покрепче зажмуриться, заткнуть уши и считать: того, чего не видишь и не слышишь, не существует? Это не только ошибочно, но и опасно… Допускаете ли вы, что на месте семьи Оппенгейм может оказаться семья Шмурак, семья Гофман, семья Сегал и так далее?

Роза с удивлением посмотрела на Ефима.

– Но мы не живем в фашистской Германии?!

Ефим молчал. Что ей ответить? Неужели не понимает, не пытается понять такую, казалось бы, несложную связь между германским тотальным антисемитизмом, рукопожатием Молотов-Гитлер и весьма вероятной вспышкой антисемитизма в Советской Союзе?.. Он мысленно ругнул себя за неуместную беседу – не мог удержаться! – и решил ее прекратить. Не отвечая на ее вопрос, сказал:

– Если вы разрешите, я напомню вам начало нашего разговора в тот вечер, у Шмураков, о призвании, о любви к профессии… Нам тогда не пришлось его закончить.

– И вы считаете, что сейчас самое время продолжить ту светскую беседу? Не хитрите! Я не ошиблась: вы находите меня, мягко говоря, не очень умной… Не возражайте. Если бы думали иначе, не оборвали бы вот так неуклюже, даже бестактно, обсуждение вопроса об антисемитизме.

– Сдаюсь, – засмеялся Ефим, – попался, виноват! Но причина здесь другая: нелегкое это дело, толковать об антисемитизме нам, евреям. Да и уместно ли, мне и вам, в сегодняшний вечер?

– Очень уместно, – горячо возразила Роза, – подумайте, с кем, кроме вас, я могу говорить об этом? С папой и мамой? Невозможно! Значит, я так поняла: вы допускаете какой-то вариант преследования евреев в обозримом будущем у нас, в Союзе?

– Не исключаю. Почему бы, например, при определенных экономических, да и политических осложнениях, не натравить другие народы на вечных козлов отпущения – евреев? Может быть, и не санкционировать антисемитизм напрямую, в открытую, но и не препятствовать ему, скажем, не осуждать вслух или делать вид, что его нет. Умолчать на официальном уровне. А молчание, как известно… Логично?

– Вполне, – уныло согласилась Роза, – а верить не хочется.

– И мне верить не хочется, но помнить не мешает… Однако давайте поставим точку. Пренеприятнейшая тема! А вот и ваш дом. Кажется, ваши родители не спят, ждут вас.

Сквозь густую, непросохшую после дождя зелень, из широких окон дома пробивался свет.

– Ну конечно, не спят, – подтвердила Роза, – волнуются, что-то доченька задержалась. Правда, я их предупредила о нашей встрече. Мама сказала: «Если этот парень в такую погоду придет, вернись с ним лучше домой». И наказала не слишком поздно возвращаться – обычная родительская опека. В их глазах я дитя малое. А мне скоро… старушка!

– Куда там! – поддразнил Ефим. – В таком случае я – святой Мафусаил. Одним словом, жили были старик со старухой, звали его – Ефимием, а ее – Розалиной…

Оба весело рассмеялись, еще немного поболтали, распрощались, конечно, «до скорого»…

Глава двадцать пятая