Ефимов кордон

— Реальность надо наполнить духовным содержанием! — говорил человек, похожий на цыгана. — Духовное — истинная мера всего! И господин Честняков совершенно прав в своей сказке, поставив окрыленную, свободную жизнь над самой идеальной материальной жизнью! Только, духовное — самое истинное! Ведь что нам осталось, к примеру, от античности?.. Может быть, мы думаем о ее рабстве, о ее кровопролитиях, о ее полисной узости?.. Осталось духовное богатство, осталось то, из чего возникала мечта следующих поколений! А возьмите Возрождение! Разве быт этой эпохи важен для нас?.. Нет! Мысль Макиавелли, поэма Ариосто, проекты Леонардо, Альберти!.. Ренессанс остался для нас в его поисках блаженной Аркадии, в его неимоверных усилиях духа! Разве это было бесплодным?! Было сделано что-то неоценимое! Эта эпоха дала личности самостоятельность, какой не было до того! Жизнь, правда, тогда не изменилась, счастья в ней не прибыло, но она сдвинулась с места, она стала расти над собой в духовном плане! И вот все сегодняшнее, уже приоткрывшее перед нами фантастические возможности человека, вышло из мечты той далекой эпохи! Мы даже не хотим задуматься над тем, что такое мечта… Нас гипнотизирует реальность, в которой живем, мы полагаем, будто она — наипервейшее. Но это не так! Именно мечта, вечная, окрыляющая мечта, должна быть душой и воздухом всей нашей жизни!..

Ефим слушал этого человека, уже весь подавшись вперед, к нему, к его словам: да, да, именно мечта должна быть душой и воздухом всей жизни!.. Это же его, его собственная давняя мысль!..

Перед самым обедом Ефим спросил Юрия Репина:

— Кто это — вон тот, с усиками… Хорошо он говорил…

— Да это поэт Городецкий… Сергей Митрофанович…

— А… — кивнул Ефим. Он слышал о Городецком в Петербурге, даже последнюю его книгу стихов, выпущенную издательством «Грядущий день», не так давно держал в руках…

— Хотите — познакомлю вас?.. — спросил Юрий Ильич.

— Да неплохо бы… — ответил Ефим.

Возвращались в Петербург уже в позднем часу вечера. Все гости Репина ехали в одном вагоне, единой компанией. Все были возбуждены.

Ефим оказался сидящим рядом с Городецким.

— Чудесный вечер… — заговорил он, глядя в заоконную оттепельную февральскую тьму. — Вы даже не представляете, как поддержали меня сегодня своими словами… Нужны, нужны мне были такие подтверждения, такая поддержка… Сколько зуботычин от реальности-то получило мое мечтательство!.. Если бы только знали!.. Э-э!.. — Ефим тряхнул головой. — Крестьянская наша реальность, деревня… Порой мне казалось, что она никогда и не знала, что такое мечта… Мечта для деревни — забава, пустое… Глупость… Не буду и живописать тут, как я себя в иные дни чувствовал, сидя за картинами и сказками в своем Шаблове…

Городецкий похлопал Ефима по рукаву и кивнул на папку, которую тот держал на коленях.

— Вы ведь еще и художник… У вас, должно быть, что-то есть с собой…

— Да вот хотел показать Илье Ефимовичу, а не вышло… Столько было гостей… И Шаляпин… И так разговорились… Тут у меня в основном иллюстрации к моим же сказкам…

Ефим рассказал Городецкому о своих журнальных и издательских делах, показал иллюстрации и живописные работы.

— Вы совершенно особенный художник… — сказал Городецкий. — А знаете… — Он словно бы спохватился вдруг. — Есть к вам предложение… Я сотрудничаю в издательстве «Грядущий день»… У меня есть сейчас одна вещица… Перевод со шведского, вроде сказочки, словом, близкое вам по духу, «Семеро сирот из Фростмо» — так называется… Может, вы возьметесь сделать к ней иллюстрации…

— Я вообще-то и сам искал такой работы… В упомянутом вами издательстве, кстати, работает художником мой товарищ Левицкий Владимир Николаевич, он мне обещал уже подыскать что-нибудь для иллюстрирования… — ответил Ефим.

— Ну, вот и прекрасно! — кивнул Городецкий. — Я скажу Владимиру Николаевичу насчет своего предложения, а вы завтра же зайдите в издательство, на Большую Болотную, я там буду от двенадцати до четырех, там все и решим окончательно…

20

Начало нового года для Ефима оказалось удачным. Ему даже подумалось вдруг, что Питер целый год лишь испытывал его терпение, и вот, как видно, испытательный срок кончился, и что-то сразу же сдвинулось, дела его стали налаживаться.

С конца февраля Ефим увлекся новой работой — иллюстрированием «Семерых сирот из Фростмо». Городецкий посоветовал ему для того, чтоб лучше почувствовать дух Швеции, прежде всего почитать шведских писателей. Он раздобыл для Ефима полное собрание сочинений Сельмы Лагерлёф.

Ефим зачитывался книгами Лагерлёф, находя в них много родственного с миром собственной души. Шведская писательница в романтическом духе идеализировала деревенский уклад, и тут она была особенно близка Ефиму. Ее роман «Сага о Йесте Берлинге» он перечитал не один раз.

Читая сказку Лагерлёф «Чудесное путешествие Нильса Хольгерсона по Швеции», он удивился: как совпадала его собственная сказка «Иванушко» с этой сказкой!.. Его Иванушко тоже улетал на гусях в заповедные места…