Эфиоп (Книга 1)

Комментарий к карте Офира из "Дневника" Н. С. Гумилева.

Стихи в зачаточном прозо-состоянии:

Буйное Красное море, / страна схожа с разметавшейся африканской львицей. / Север - болото без дна и края, / змеи, желтая лихорадка на лицах. / Мрачные горы, вековая обитель разбоя, Тигрэ. / Бездны, боры, / вершины в снеговом серебре. / Плодоносная Амхара, там сеют и косят, / зебры любят мешаться в домашний табун. / Вечер прохладен, ветер разносит / звуки гортанных песен, рокоты струн. / Было время, когда перед озером Гона / королевской столицей возносился Эдом. / Живописцы писали царя Соломона / меж царицею Савской и ласковым львом.

ГЛАВА 7

OTEЦ ПАВЛО

и

ГРАФФИТИ НА БЕРЛИНСКОЙ СТЕНЕ

Граффити [итал. graffito - нацарапанный]

- надписи гл. обр. бытового характера,

нацарапанные на стенах зданий.

- Не токмо был, а есть и пребудет вовеки, как твой Ленин, от, - с досадой ответил отец Павло на вопрос о национальности Иисуса Христа, выходя из своей пещеры с обглоданным куриным крылышком в могучей руке и сторонясь диковинного "Кольнаго" с дисковыми колесами. Гайдамака оторвал попа от "Летописи", которую тот третий год писал в пику летописцу Нестору. - Зачем тебе это нужно, ослиное ты животное?

Если взглянуть на Сашка Гайдамаку глазами этого демократичнейшего попа отец Павло был большим юмористом и церковным инакомыслящим, он проживал в прилавровой пещере, писал какую-то апокрифическую "Летопись", питался чем Бог пошлет, сдавая пустые бутылки и прочую ересь, потому что церковники не давали ему приход и однокомнатную квартиру; "Будь проклят священнослужитель, которому ведомы слова, возбуждающие смех", - говорили церковники средневековое проклятие, - так вот, если взглянуть на Гайдамаку глазами отца Павла, то поп был прав: Гайдамака сейчас даже внешне представлял собой неустоявшийся маргинальный тип мафиозного спортсмена с беспризорно-советским прошлым: перекошенный лоб, расплющенный от частых падений с велосипеда нос и стальные нержавеющие зубы - кому охота связываться с таким мурлом?

- Вот так нужно! - Гайдамака провел ладонью по горлу.

- Читай Новый завет, от, - посоветовал отец Павло, подумал и добавил: - И Ветхий тоже.

- И Библию, - невпопад сказал Гайдамака.

- Что? - переспросил отец Павло.

- И Евангелие, - сказал Гайдамака, почувствовав, что он что-то не то говорит.

- Пес ты, Сашок, - сказал отец Павло. - Неграмотный ты коммунист, от.

Из-за своей широкой груди отец Павло имел привычку цеплять к окончанию чуть ли каждой фразы выдох "от".

Тогда Гайдамака под большим секретом поведал своему другу о белой ночи, о густом тумане и о черной жидовской морде в веночке из мелких белых розочек, заглянувшей в прорубленное окно шестого этажа.

- Ну и как он на это звание отреагировал? - заинтересовался преподобный отец, любовно глодая куриное крылышко и не сводя пристального взгляда с "Кольнаго".

- Погрозил пальцем, повернулся и пошел себе, - ответил Гайдамака.

- Куда?

- Куда-куда... Туда куда-то... В Финляндию. К белофиннам.

- По воде, что ль?

- По воде.

- И ничего не сказал?

- Ничего. Только погрозил пальцем.

- Каким?

- Что?

- Каким пальцем погрозил?

- Двумя сразу.

- Это он тебя перекрестил, от, - рассердился отец Павло, который, конечно же, был славянофилом, но не из тех, пришибленных, а по должности: на работе славянофил, а в быту сущий космополитический интернационалист - кто нальет, с тем и пьет. - Нехорошо ты поступил, Сашко! Дай-ко проехаться на велосипеде. Подуматы треба, от.

- На. Не жалко, - отвечал Гайдамака, хотя еще как жалко было ему призового "Кольнаго" стоимостью в 10 тысяч американских долларов, завоеванного в пыльной радиоактивной велогонке на "Кубке Мира" вокруг Чернобыля - этот Tour de Tchernoubyl состоялся в начале мая, через неделю после того, как крышу снесло с реактора.

Там, на Припяти, Гайдамака с этим опальным попом и познакомился, когда чуть не задавил его на трассе (такая, значит, У Гайдамаки была карма: давить на трассах священных особ), где отец Павло собирал вдоль дороги крупные красивые радиоактивные ландыши; отца Павла сослало тогда на Припять церковное начальство из-за его апокрифической летописи. Когда рвануло в Чернобыле, он оказался не у дел, без хаты, был насильно вывезен в Киев, ночевал в Ботаническом саду в кустах малины и пил водку со сторожем, потом вернулся под стены родного реактора к оставшимся прихожанам.

"Прочь с дороги, козел!" - успел крикнуть Гайдамака, но не успел отвернуть и завалил попа.

"Маргинал ты, ыбенамать! - отвечал ему пушкинским слогом отец Павло из-под колес велосипеда. - Что ж ты священных особ давишь, от! Смотри, куда едешь, жлоб!"