И после сего поднялся Чар Дамо, и встал на [башню] «провозглашения указов», и дал истолкование, ибо был он громогласен, сладкоречив и умудрен во всяком таинстве Писания. И принялся он объяснять тайну святой троицы всем пребывавшим внизу и сказал: «Отец — бог, сын — бог и дух святой — бог. Отец — господь, сын — господь и дух святой — господь. Отец — божество, сын — божество и дух святой — божество. Отец — творец, сын — творец и дух святой — творец. Отец — жизнь, сын — жизнь и дух святой — жизнь. Отец — свет, сын — свет и дух святой свет. Отец — солнце, сын — солнце и дух святой — солнце, единое солнце праведности надо всеми. Отец — огонь, сын — огонь и святой дух — огонь, единый огонь жизни, иже с небес. Единый бог, и единый господь, и единое божество, и единый творец, и единая жизнь, и единый свет, и единое господство, и единая воля, и единая сила, и единое царствие, и единая власть, и единый совет. И единое поклонение, и единая слава подобает святой троице, единая честь, единая крепость, единое помышление, единая воля троицы святой».
И в заключение этого собора встали все иереи, и наставники, и эччеге и произнесли отлучение, а над ними произнес отлучение наш митрополит авва Синода, чтобы не выходил никто из врат этой веры, что установил Чар Дамо по свидетельству святого Писания, и никто не говорил бы: «Помазанием стал сын существа», и чтобы весь мир подчинялся царю царей Адьям Сагаду и детям детей его. И провозгласили такой указ на [площади] Адабабай: «У всякого человека, который нарушит отныне установление сего собора, будет разграблен дом и расточено имение!». Была тогда радость великая в стане царя царей Адьям Сагада, ибо просияла вера единой святой церкви в этот день всемеро паче сияния солнца, и потряслась вся земля от многого звука [труб] каны галилейской[424]
и гласа [барабанов] медведь-лев[425] и гимнов иереев, возглашавших: «Тебя, господи, славим!», и кликов ите агрод[426] и всех дев стана. На следующий же день призвал царь в дом свой митрополита и эччеге, и усадил одесную себя, и поставил стол[427] только для них весьма близко от стола царского, установленного только для него, и ели они и пили вместе. И украсил царь митрополита и эччеге [тканью] куфар[428], и поясом, и одеяниями тонкими дорогой цены. А потом приказал царь поставить столы, и накормил всех наставников и ученых церкви, и украсил из них 47 мужей, вплоть до глашатая указов, по имени Даниил. Дивна была для всех весть о мудрости и благости его, ибо свершил он в этот месяц столь великое дело, какого не было прежде и не будет потом. Этим закончена история собора.