Эфиопские хроники XVIII века

Возвратимся же к прежнему повествованию нашему, от которого отвлекла нас гроздь похвалы сему князю, и замедлили мы писание, что взялись писать, ибо знаем мы, что не скончать похвал смирению и службе царям сего князя, [лишь] утомимся мы попусту. И расскажем мы, как усугубили мятеж родичи отца и матери царя и для сражения заострили они копья, и наточили мечи, и натянули луки. И вошел сей князь благодатный к царю, и встал пред ликом его, и сказал: «О царь, прославлена душа моя пред тобою! Поведай мне помышление твое, которое тебе угодно, и не скрывай от меня тайны. Какова речь твоя: что лучше для всех родичей твоих, чтобы не сражались они меж собою?» И сказал царь: «Знаю я, что были притесняемы родичи матери моей доныне, которые с малолетства моего пребывали со мною. А притеснители — родичи отца моего, ибо не подобает им пребывать со мною. Пусть они идут в страну, куда назначен каждый из них. А не назначенные люди Квары пусть идут в свою страну!»[843]. Такое сказал царь сему главе князей Микаэлю. И, выслушав, отошел он от лика царского с великой славой и многой благодатью, немного печалясь, ибо люди Квары были его союзниками. Но хоть и был он опечален приказом царским, целования крестного превозмочь не мог, ибо сей князь не хотел преступить приказа царского. И призвал он их в дом свой и поведал им, что сказал царь царей Иоас. И вышли они от княжеского лика главы князей Микаэля, печалясь, и плача, и истязая плоть в сокрушении. Но, вместо того чтобы последовать в изгнание, стали отговариваться они: «Завтра или послезавтра уйдем мы». Тогда разгневался глава князей Микаэль и помрачнел лицом, и раздался глас его сословами гневными, а еще переменился он очами и построжал языком. И, услышав это, рассеялись эти родичи отца царя и стали как прах пред лицом ветра. Наместники пошли в страны, им назначенные, но не ужились с людьми, которые жили там. И в это время умножился мятеж, а ныне же да закончится, чтобы не творились мятежи, что творились. Аминь.

А если вы скажете мне: «Что это за мятежи тогдашние, что не творились доныне издревле?», то я скажу вам: князь Дамота Евсигний, то бишь Эшете[844], и войска его многотысячные, как листья лесные, павшие наземь во время града, брат наместника Иебаба Евсевия из земли Квара, был изгнан и бежал. И там занедужил он и заболел, и внезапно сокрыт был могилою[845]. И когда пребывали так царь и царица, князья и войско, послал царь к наместнику Бегамедра Такла Иясусу, то бишь Йе-Марьям Барья[846], говоря: «Приходи ко мне и входи в столицу мою». И, услышав это, этот князь не сказал: «Ей», но сказал: «Нет». И посылал царь и второй раз и третий, а тот отказался и не послушался. И разгневался царь, и сместил на, местника Бегамедра, и назначил брата матери своей, по имени Биреле, в Бегамедр вместо него. И вышел этот князь возмутившийся в дерзновении своем и убил того князя верного, брата матери царской. И в это время усугубился мятеж в стране и в столице, и печалился царь, и гневался, и повелел этому главе князей Микаэлю словом указа при звуках труб: «Собирай войско, ибо я иду дорогою сражения отомстить врагу за брата матери моей!» И сказал сей глава князей Микаэль: «О господин мой, царь царей! Это дело не хорошо, ибо сейчас время дождей, а не время жары. Господь же наш сказал в книге благовестия своего: "Чтобы не случилось бегство ваше зимою, или в субботу" (Матф. 24, 20)». Все это было в год Иоанна-евангелиста, и закончился месяц зимы.

А на 2-й год, Матфея, собрал царь все войска, что были в четырех сторонах Эфиопии, страны царствования своего, и поднялся со многим величием и грозою царь царей Иоас 14-го [дня] месяца тахсаса[847] и пошел дорогою битвы по чину, подобающему прежним царя, и 24-го [дня] этого месяца прибыли они в страну по имени Фарка. И смутилось войско царское, и умножился вопль людской меж собою там. А причины для этого не было никакой, но показалось им, что пришло на них войско врага царского, когда и не подозревают они об этом. И в это время все войско царское обратилось в бегство, кроме сего единственного главы могучих Микаэля. Он же не обратил тыла, мужался, встал пред царем и сказал, похваляясь силою бога: «Пока не паду я пред ликом господина моего, никто не повредит ему. У меня к вам одна просьба и желание: нападайте на меня!» О братья мои! Сей Микаэль — не башня ли или гора, коя не поколеблется отнюдь во время битвы нисколько. А царь, мне кажется, заподозрил людей дома своего, и родичей, и войско, ибо бежали они, оставив его. Он отправился в путь и возвратился назад. И в это время все называли Микаэля золотом испытанным, которое не посрамишь и не исказишь ничем.