Эфиопские хроники XVIII века

Возвратимся же к прежнему повествованию. А затем послал ему [царь] коня, и меч золотой, и всякие знаки доблести. Он же изоделся во все эти украшения, и вышел на Ашава, и устроил смотр, и понравился [всем] весьма, и казалось, что настало для него [время] украшений и награждений. А спустя немного времени пришло к царю известие, гласившее: «Пришел Ванд Бавасан и свел абето Такла Гиоргиса с Вахни»[985]. А Ванд Бавасан не жил без мятежа и года единого. И тогда поднялся царь во гневе, вышел из Гондара и пошел к Бегамедру. И встретился царь в Амад Баре с Ванд Бавасаном и сразился там, и была великая битва. Были такие, что бежали из войска царского и добежали до Гондара, когда был царь в окружении врагов, а были такие еще, что бежали и добежали до Годжа-ма, когда был царь посреди битвы грозной. А были и такие многие, которые мужествовали. И в этот день мужествовал дедж-азмач Хайлю и захватил много людей. И посреди битвы нашел он дедж-азмача Бакату[986], метнул копье и пронзил его щит. И тогда не смог он устоять пред ликом дедж-азмача Хайлю, как не могут устоять паутина пред ликом ветра и корова пред ликом льва. А дедж-азмач Хайлю не перестал преследовать его и сражался, покуда не прибыл в Кемер Денгия. А потом повернул дедж-азмач Хайлю и ночевал там. А дедж-азмач Ванд Бавасан бежал и вошел в Гарагару вместе с абето Такла Гиоргисом. А дедж-азмач Хайлю возвратился вместе с дедж-азмачем Адгехом и Сила Габра и бросил уды пред царем. И тогда возрадовался царь мужеству дедж-азмача Хайлю, ибо много было князей и юношей, что убоялись и бежали в тот день.

О господин мой и возлюбленный мой, никто не ведает всех твоих добродетелей, кроме единого бота, который да сохранит тебя ото всякого дня бедствий. Печалюсь я, что неизвестны добродетели твои. За какого царя не сражался ты и не бросал удов пред ним? И в каком месте не продолжил ты стези мужества твоего? Мужество же твое, что выказал ты в Амад Баре, дивно и поразительно и достойно пересказа из уст всякой твари, как рассказывают о мужестве трех витязей, то бишь Адиноне, Исбосефе и Елеазаре (ср. II Книга царств 23, 8-9), известных в доме Давида.

Возвратимся же к прежнему повествованию. Затем поднялся царь, и преследовал дедж-азмача Ванд Бавасана, и прибыл к Эмакина, и расположился у подножия Эмакина. А Ванд Баваса расположился наверху. И тогда была битва: с одной стороны шли молодцы и с другой стороны шли молодцы и сражались. Сражался тогда и дедж-азмач Хайлю. Он же от распадения сердца своего всегда казался, что не насытится сражением, как гласит Писание: «Забывая заднее и простираясь вперед» (Фил. 3, 13). И изловчился он перехватить воду у дедж-азмача Ванд Бавасана. И тогда помирился тот с царем и выдал самозванца, то бишь абето Такла Гиоргиса. Повернул царь, и, когда прибыл в Кемер Денгия, назначил он дедж-азмача Хайлю шалека [полка] Каниса, и были тогда радость и веселье, пели песни и говорили так: «Перепугавшийся-то сердится да сердится; сам ушел, добро бросив, мула бросив, служанку бросив; вот перепугавшийся и сердится»[987]. И еще говорили: «Кого найти против Ванда? Государь Такле нашел Эшете Хайлю, вот кого нашел он против Ванда»[988]. А затем вошел царь в Гондар и зимовал там. И заключил союз дедж-азмач Хайлю с царем. И тогда устроил он смотр и понравился [всем], и говорил всяк видевший: «Какая мать породила его и какая грудь вскормила его!»