Эфирное время

– Ну, все равно. Иногда то, что сегодня тебе кажется незначительным, завтра может оказаться необходимым звеном в цепи расследования. А не завтра, так через год. Но я говорю сейчас не об этом. Ты становишься черствым и бессердечным, Илюша. Не только события, но и живых людей ты начинаешь сортировать по степени необходимости для очередного расследования. Я понимаю, ты экономишь силы, я тебя отлично понимаю, но так нельзя. Бессердечный человек перестает ориентироваться в пространстве, теряет чувство реальности. Настанет момент, когда это будет мешать тебе работать.

– И все-таки про мерзавца с телекамерой, который преследовал Варю Богданову, ты мне ничего не говорила, мамочка, – быстро произнес Илья Никитич.

– Говорила, Илюша. Несколько раз рассказывала. Ты меня не слышал. Просто у тебя тогда не было дела об убийстве скандального журналиста.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ

– Что случилось, господин Красавченко? Вы же собирались улетать, – произнесла Лиза по-английски, смерив его холодным равнодушным взглядом.

– Как вы себя чувствуете? – спросил он тоже по-английски и, не дожидаясь приглашения, уселся к ним за столик. – Я так волновался за вас, вы вчера плохо выглядели, были бледной, очень рассеянной. Вам не кажется, – обратился он к американке с доверительной улыбкой, – что русские женщины слишком загружают себя работой и совсем не думают об отдыхе?

– Вероятно, вы правы, – холодно кивнула Керри и поднялась, – перерыв кончается через пять минут. Жду вас в зале, Лиза, – она посмотрела на нее долгим многозначительным взглядом и ушла, оставив их вдвоем.

– Я написала заявление в местную полицию, – тихо сказала Лиза по-русски, – мне уже сделали анализ крови, через несколько часов будет установлено вещество, которое вы добавили в вино.

– Анализ вам делали прямо в полицейском участке? – деловито осведомился Красавченко.

– Да, там есть врач.

– Кровь брали из пальца или из вены?

– Из вены.

Он ловко схватил ее за левую кисть и закатал рукав до локтя. Она вырвала руку, он попытался схватить правую, но она вскочила и произнесла довольно громко по-английски:

– Вы слишком много выпили с утра, сэр! Вы ведете себя неприлично!

Два молодых японца за соседним столиком обернулись.

– Сядьте, Лиза. Сядьте и успокойтесь, – в его глазах не было ни тени испуга. Он смотрел на нее с холодным любопытством, как на лабораторную мышь. – Вы даже не сумеете ответить мне, где находится ближайший полицейский участок.

– Через два квартала, за собором Святой Екатерины.

– Не надо блефовать, это не в ваших интересах. Ни в какую полицию вы не обращались, и делать этого не станете. Вам просто не о чем заявлять. К тому же через два дня вы возвращаетесь домой. Вас ждет работа, семья и еще один человек, по которому вы так соскучились. А в полиции здесь, как и везде, сплошные бюрократы. Если предположить невозможное и заявление ваше будет принято, начнется волокита, вам придется задержаться в Канаде, причем за собственный счет. Это дорого, хлопотно, а главное, совершенно бесполезно. Нет признаков преступления. Вы живы, здоровы, отлично выглядите, у вас ничего ни пропало. А меня уже сегодня здесь не будет.

– Вы подсыпали мне в вино какое-то психотропное средство.

– Да Бог с вами, Елизавета Павловна – засмеялся Красавченко, – за кого вы меня принимаете?

Лиза не знала, что ответить. Но ей и не пришлось отвечать. Участников конференции уже в третий раз приглашали пройти в зал. Перерыв кончился. У столика выросла мощная фигура норвежского профессора Ханса Хансена, он подхватил Лизу под руку.

– Мы с вами опаздываем, леди.

У входа в зал ее догнал Красавченко.

– Вы все-таки удивительно рассеянны, Елизавета Павловна. Все теряете, забываете. – Он театрально закатил глаза и произнес громко, по-английски:

– Вот что делает любовь с женщиной!

– Пошел вон, – прошептала Лиза по-русски.

– Елизавета Павловна, выбирайте выражения, – ответил он также шепотом, – – вот, возьмите, вы оставили документы на столе. После конференции жду вас в баре на двенадцатом этаже.

– Долго придется ждать.

– Думаю, нет. Вы придете сразу. Вы бегом прибежите. – Он ослепительно улыбнулся и исчез в толпе.

В зале Лиза нашла американку. Та пролистывала документы, выделяла какие-то абзацы разноцветными маркерами, ставила вопросительные и восклицательные знаки на полях.

– Керри, мы не договорили, – прошептала Лиза, усаживаясь рядом, – откуда вы знаете этого человека? Кто он?

– Он проходимец, – ответила американка тоже шепотом, не отрывая глаз от ксероксных страниц.

– Почему вы так решили?

– У него это написано на лице. У него бегают глаза. Он навязывает свое общество.

– И это все, что вам известно?

– Более, чем достаточно.

– Как вы узнали его фамилию, Керри?