Егерь: назад в СССР

Всем этим богатством я был обязан Лиде — продавщице из магазина. Когда я, как мы и договаривались, подошёл к самому закрытию, она заперла дверь изнутри на длинный железный крюк. Выставила на прилавок сетку крупной прошлогодней картошки, ведёрко крупной продолговатой редиски, огромный пучок зелёного лука и банку сметаны. Рядом положила вязанку репчатого лука и две буханки хлеба.

— Убирай в рюкзак, — тихо сказала она, не глядя на меня.

Я развязал тесёмки. Высыпал в рюкзак овощи. Лук и хлеб положил сверху.

— Сколько с меня?

Вышло шесть рублей с мелочью.

— Откуда всё это? — спросил я.

Лида пожала худенькими плечами.

— Люди принесли. Наши пьяницы за бутылку чего только не принесут. Только не говори никому. Меня бабы и так поедом едят, что мужикам водку продаю. Будто они без меня не найдут, где взять.

— Спасибо! — сказал я.

— Если ещё что будет нужно — говори, — предложила Лида. — Бутылку-то возьмёшь под такую закуску?

— Нет, — отказался я. — Завтра с утра в лес, потом начальство приедет.

— Хороший ты парень, егерь, — вздохнула Лида. — Повезёт какой-то девке. Ну, иди, пока никто не припёрся.

Я откинул крючок и вышел из магазина.

Когда картошка доварилась, я залил её холодной водой и стал, обжигаясь, счищать кожуру.

Мне нужно было хорошо подумать.

Что за люди завтра ко мне приедут?

Судя по интонациям Тимофеева, он меня знал. Может быть, именно он принимал меня на работу. То есть, не меня, а Андрея Синицына. В общем, понятно.

Скорее всего, мы с Тимофеевым едва знакомы. Возможно, в Ленинграде он взглянул на моё направление, обрадовался, что может закрыть место в штатном расписании и принял на работу. Максимум — минут пять побеседовал со мной лично.

А теперь использовал возможность познакомиться поближе. Возможно, моё дальнейшее пребывание в качестве егеря будет зависеть от того, как сложится завтрашняя охота.

С другой стороны — должен же Тимофеев понимать, что я только-только приехал на место.

Меня беспокоило другое.

Я не мог решить, как завтра вести себя с приезжими.

Воображение так и рисовало заплывших жиром, холёных партработников, которые едут поразвлечься стрельбой по зверю и пьянкой. И в советское время были начальники, для которых егерь — просто обслуживающий персонал. Они не стеснялись смотреть свысока и через губу цедить распоряжения.

В прошлой жизни я такое обращение не терпел. И в нынешней не собирался.

Потому и просидел до пенсии в водителях, хотя были возможности устроиться начальником маршрута или наставником. Но тогда пришлось бы отдуваться за чужие грехи на планёрках и периодически целовать руководство троллейбусного парка пониже спины.

Нет, уж! Лучше прожить честным работягой.

Но что делать завтра?

С одной стороны, как егерь, я был обязан организовать охоту. Но только охоту. Базы у меня не было, а принимать, или не принимать посторонних людей в своём доме — решать исключительно мне.

С другой стороны — надо же им где-то ночевать. Будет странно, если я сам улягусь в доме, а гостей оставлю в палатке на улице.

Если бы это ехали просто охотники — я спокойно предложил бы им разместиться у меня. Но начальство...

Я сжал кулаки и решил, что охоту я им точно организую, но на побегушках не буду. И в гости приглашу, смотря по поведению. Пусть товарищ Тимофеев злится, сколько хочет.

На душе сразу стало легче. И дождь за окном заметно поутих. Он уже не барабанил по крыше, а накрапывал, еле слышно шурша. Я открыл форточку, и в душную кухню ворвалась струя свежего сырого воздуха.

Я поужинал горячей картошкой с салатом. Печка ещё не прогорела, так что я взял с полки книгу Шефнера, раскрыл её наугад и прилёг на кровать под лампой.

«...Какие дьяволы и боги

К нам ринутся из темноты

Там, где кончаются дороги

И обрываются мосты?»

* * *

К утру дождь перестал, но тучи не расползлись и всё так же закрывали небо.

Я вышел из дома затемно, поёживаясь от сырого ветра. Миновал спящую деревню и по дороге мимо картофельных полей отправился к дальнему лесу. Там, по словам Фёдора Игнатьевича, несколько гектаров были засеяны овсом, который очень любят кабаны.

Сырой песок мерно поскрипывал под сапогами. В канавах журчала вода, скопившаяся после ночного ливня. Все следы на дороге были размыты — видимо, машин со вчерашнего вечера не было.

Прошагав около пяти километров, я свернул с дороги и пошёл краем поля к лесу. Кабаньи следы надо было искать именно там. Если они, конечно, были.

Овес вымахал уже по колено. Штанины брюк мгновенно промокли, по ногам поползли противные мурашки. Овёс покачивался на ветру, словно волновалось зелёное море. Молодые метёлки колосьев при каждом шаге шуршали по голенищам.

И тут я увидел метрах в пятидесяти от себя тёмно-коричневое пятно, плывущее над овсом. И одновременно услышал тревожное хрюканье.

Кабаны!

Я мгновенно вскинул ружьё. Но стрелять не стал, просто наблюдал за кабанами поверх ствола.

Пока звери бежали к лесу, я постарался пересчитать их. Секача я видел хорошо. Это был здоровый кабан, весом килограммов под двести. Несколько раз над овсом мелькнули спины взрослых свиней. Их было не меньше двух.