Егерь: заповедник

Я выхожу из бани, оставляя дверь приоткрытой. Забираю у псов миски для еды, споласкиваю их в бочке с дождевой водой и разливаю похлебку. В каждую миску кладу по куску кости — поровну, чтобы было не обидно. Пробую похлебку пальцем — теплая, но не горячая. В самый раз.

Я отношу миски в вольер. Серко неторопливо лакает похлебку, а Бойкий первым делом вытаскивает кость и грызет ее, прижимая к дощатому полу.

Еще одна гусиная стая летит над Черемуховкой, роняя вниз отрывистый гогот. Значит, скоро начнутся холода, раз гуси так густо потянулись к югу. Птицы заранее чувствуют приближение заморозков.

Я слышу приближающийся рокот мотора, а затем возле моей калитки останавливаются белые «Жигули».

Еще один гость?

На машине ленинградские номера. Из-за руля вылезает плечистый белокурый парень — этакий былинный богатырь с простодушным лицом. На вид ему лет двадцать пять, не больше.

Раньше я его никогда не видел.

Парень стоит возле машины и смотрит на меня. Войти во двор он не решается.

Я неторопливо иду ему навстречу.

— Доброе утро, — говорит парень. — Вы егерь?

— Доброе утро, — киваю я. — Да, егерь. А вы кто? На охоту?

— Нет, — говорит он. — Меня зовут Кирилл. Кирилл Артемьев. Я корреспондент из «Ленинградского комсомольца».

Артемьев протягивает мне руку, но я не спешу ее пожать. Смотрю ему в глаза.

— Работаешь вместе с Глебом Гориным?

— Работаю, — кивает Артемьев.

И сразу же поправляется:

— Работал. Уволился он.

— Что так? — с усмешкой интересуюсь я.

Кирилл Артемьев виновато опускает глаза.

— Все из-за той статьи, которую мы написали. Про вашу Черемуховку.

— Это ты написал статью? — догадываюсь я.

— Ну… да.

Он нерешительно водит пальцем по пыльному капоту машины.

— А тебе не стыдно, Кирилл Артемьев? — спокойно интересуюсь я.

Его уши вспыхивают ярким румянцем. Парень молчит, исподлобья глядя на меня.

Я жду ответа.

— Стыдно, — через силу говорит он. — Вы поймите, там такая нелепая история получилась…

— Получилась? — уточняю я. — Сама?

Кирилл с досадой трясет головой.

— Не сама. Это я виноват — поверил Глебу на слово. Извините меня!

— Ты за этим из Ленинграда приехал? Извиниться? Тогда тебе не ко мне. Вернешься назад по улице, там возле остановки длинное одноэтажное здание. Найдешь сельсовет, а в нем — председателя. Вот перед ним и извинись. Федора Игнатьевича из-за твоей статьи чуть с работы не сняли.

— Я там уже был, — тихо говорит Кирилл. — Ваш председатель меня даже слушать не стал. Приложил крепким словом и выгнал.

— Федор Игнатьевич у нас мужчина горячий, — киваю я. — Фронтовик.

— Да я все понимаю, — говорит Кирилл. — Я, правда, понимаю, что нехорошо поступил, глупо…

— Подло, — поправляю я.

Артемьев снова опускает голову.

— И подло. Но я хочу все исправить.

— А от меня ты чего хочешь? — спрашиваю я.

— Помогите мне, — говорит корреспондент, переминаясь с ноги на ногу.

Вот же принесла его нелегкая как раз тогда, когда я собрался выйти из дома.

Но и бросить человека за калиткой я не могу.

— Идем в дом, — киваю я. — Расскажешь все по порядку.

Глава 20

— Вы поймите, Андрей, я же не думал, что все так получится, — объясняет Артемьев. — Глеб, он… он так убедительно говорил, так возмущался порядками в вашем совхозе. Я и согласился написать статью.

Артемьев сидит на табурете, зажав крупные кисти рук между коленей. На его круглом лице растерянно-огорченное выражение. Как у мальчишки, который, не подумав, выстрелил из рогатки в весело прыгающего воробья, а теперь стоит над мертвой птицей и не знает, что делать.

— А почему Глеб тебя попросил написать статью? — спрашиваю я. — Почему не сам?

— Он недавно у нас работает, — объясняет Кирилл. — Сказал, что его статью могут не взять. А у меня будет шанс. Мне до сих пор только репортажи доверяли, а тут — статья на первой полосе. Представляете?

Представляю, конечно. Молодому сотруднику подвернулась возможность показать себя, вот он и ухватился.

Только Федору Игнатьевичу от этого не легче.

— А ты давно работаешь в газете?

— Два года.

— А Глеба давно знаешь?

— Наши родители знакомы. Они и попросили меня устроить Глеба к нам.

Я не предлагаю Артемьеву чая. Не считаю его гостем. Но расспрашиваю подробно — надо же понять, зачем он приехал в Черемуховку.

— И редактор даже не поинтересовался, откуда ты взял факты для статьи?

— Глеб очень убедительно все рассказал. И про вас тоже…

Артемьев виновато опускает глаза.

— Про меня? — удивляюсь я.

— Да. Он сказал, что вы составили на ребят протокол за то, что они просто развели костер. И заставили их убирать картошку.

— А почему в статье про меня ни слова? Как же ты упустил такой материал?

— Глеб просил не писать про вас. Опасался, что вы пустите протокол в ход, и всем ребятам влетит.

— Значит, прикрылся товарищами?

— Получается, так.

Артемьев с надеждой смотрит на меня.

— Поймите, я же ничего не знал. Только потом ребята мне все рассказали. Уже после того, как от редактора влетело.

— А Глеб? — интересуюсь я. — С ним что?

— Его уволили из газеты в тот же день. И в институт отправили бумагу. Но это не я. Я редактору ничего о нем не говорил. Он откуда-то сам узнал.