Под правой рукой генерала — пачка «Примы» и коробок спичек.
А на соседнем лежаке отдыхает Степан Владимирович Худояров. Он в голубых байковых кальсонах, и тоже раздет до пояса.
Услышав мои шаги, Георгий Петрович открывает глаза.
— У вас тут настоящий курорт, — одобрительно говорю я. — Солнечные ванны принимаете?
— Они самые, — смеется генерал. — Трифон прописал.
Я подхожу ближе и чувствую тепло, которое исходит от нагретой солнцем кирпичной стены. Лежаки поставлены с умом — стена надежно заслоняет их от прохладного осеннего ветра.
Степан Владимирович Худояров тоже открывает глаза.
— Здравствуй, Андрей Иванович, — говорит он.
Надтреснутый тенорок старика звучит вполне бодро. И выглядит Худояров молодцом, несмотря на то, что ему давно пошел восьмой десяток.
Умудрился-таки Трифон поставить его на ноги.
— Не скучно вам тут? — спрашиваю я. — Может, газет принести или книжек?
— А чего нам скучать? — улыбается Вотинов. — Нам со Степаном Владимировичем есть, что вспомнить. Так за разговорами и коротаем время.
Георгий Петрович садится на лежаке. Достает из пачки две сигареты, одну протягивает Худоярову. Чиркает спичкой и выпускает густое облако дыма.
— Георгий Петрович, к нам в Черемуховку корреспондент приехал из «Ленинградского комсомольца», — говорю я. — Сегодня он у меня переночует, а завтра уедет. Хочет писать большой очерк про нашу деревню.
Я рассказываю генералу про глупую ситуацию, в которую попал Артемьев.
— Сейчас он ходит по деревне, собирает материал для очерка. Думаю, и сюда непременно заглянет. Вы предупредите Трифона, ладно? Не думаю, что ему очень хочется попасть в газету.
— Хорошо, — кивает генерал.
И лукаво улыбается:
— Если он сюда заглянет, мы со Степаном Владимировичем ему таких баек порасскажем — на три очерка хватит. А ты, Андрей Иванович, правильно сделал, что не шуганул этого корреспондента. Пусть пишет — это нам пригодится.
— Вот и я так подумал, — говорю я. — Ладно, вы отдыхайте, а мне пора.
— В лес собрался? — угадывает Георгий Петрович.
— Да. Хочу пройти вверх по Песенке, давно там не был.
— Завидую я тебе, Андрей Иванович, — с добродушной улыбкой говорит Вотинов. — Сам бы с тобой сходил. Но врач велит лежать на солнышке пузом кверху.
— Еще сходим, и не раз, — успокаиваю я генерала.
Вотинов качает головой
— Да не в этом дело. Ты счастливый человек, Андрей Иванович. Если я кому иногда завидую — так это тебе.
Я удивленно прислушиваюсь к себе и понимаю — а ведь и вправду, счастливый.
Вернувшись домой, я первым делом заглядываю в баню. Рыжего кота нет, убежал куда-то по своим кошачьим делам.
Интересно, откуда он взялся?
Но эта мысль мелькает мимоходом, я не придаю ей значения.
Беру рюкзак и ружье. Замок не вешаю, просто подпираю дверь деревянным колышком.
Псы радостно повизгивают, снуют по вольеру. Им тоже хочется со мной на прогулку — пробежаться по осеннему лесу, вдохнуть острые, будоражащие запахи.
— Черт с вами, идем, — говорю я.
Открываю вольер и беру собак на сворку — свободно бегать по деревне я им не разрешаю. Псы у меня хоть и воспитанные, но охотничьи, а на деревенской улице слишком много соблазнов. Куры, козы, коты…
Возле моста я спускаюсь к речке. Песенка весело журчит по камням. Длинные зеленые нити водорослей вытягиваются по течению, медленно извиваются. Между ними снуют быстрые мальки.
Иду по тропинке вдоль берега — мимо приземистых деревенских бань, которые построены поближе к речке.
Собаки нетерпеливо тянут поводок, рыскают из стороны в сторону.
Выйдя за деревню, я отстегиваю ошейники.
— Гуляйте!
Псы со всех ног бросаются в лес — только пушистые хвосты мелькают в подлеске.
Я убираю поводки в рюкзак и неожиданно чувствую острое счастье.
В километре за деревней я встречаю Валеру Михайлова. В его руках крепкий спиннинг с большим пенопластовым поплавком. На крючок насажена серебристая плотвичка.
— За щукой? — поздоровавшись, спрашиваю я.
Валера кивает.
— Ага. Решил порыбачить.
У щуки уже начинается осенний жор — рыба активно кормится перед тем как на зиму уйти в глубокие омуты и ямы под корягами.
— Как улов?
Валера показывает мне проволочный кукан, на котором висят два щуренка длиной в локоть.
— На уху хватит. Андрей, ты замечаешь, что Песенка как-то обмелела?
— Думаешь? — с сомнением спрашиваю я.
— Точно, — кивает Валера. — После дождей воды должно быть больше. Ты сам посмотри.
Он кивает на широкую полосу темного песка вдоль воды.
— Еще неделю назад воды было больше.
В самом деле, принесенные течением ветки и сучья лежат поодаль от воды. И их принесло не весенним половодьем — на одной из веток я вижу увядшие, но все еще зеленые листья.
— Я и на омут ходил, — говорит Валера, — жерлицы там поставил. Точно тебе говорю — обмелела Песенка.
В природе постоянно все меняется. И у каждой перемены есть своя причина — не всегда очевидная, но всегда интересная. Эту причину любопытно отыскать.
— А далеко ты ходил вдоль речки? — спрашиваю я Валеру.
Он пожимает плечами.
— Километра два. Дальше незачем — там берег ивняком зарос, спиннингом не размахнешься.