Египет под властью Птолемеев. Иноземцы, сменившие древних фараонов. 325–30 гг. до н.э.

Этот вечер, скорее всего, запомнился Антонию надолго. Его ввели в роскошный шатер, увешанный драпировками пурпурного цвета, а еду подавали на золотых блюдах, инкрустированных драгоценными камнями. Завязался интересный разговор, угощение оказалось превосходным, и Антоний осознал, что никогда прежде не удостаивался такой пышной встречи. Он не смог заставить себя требовать объяснений от настолько прекрасной и гостеприимной хозяйки, сама Клеопатра также не стала оправдываться. Она вела себя как подобает настоящей царице, а с Антонием общалась так, будто он был ее любимым полководцем. Это пиршество стало первым в целой череде, и, как бы Антоний ни старался, он так и не сумел устроить нечто подобное.

Деллий оказался прав. Клеопатре удалось одержать в Тарсе победу, и теперь Антоний чувствовал себя несчастным, когда был лишен ее общества. Эта многоопытная женщина знала, как поймать мужчину на крючок и держать его там. Она могла привлечь любого: в зависимости от ситуации Клеопатра была властной или покорной, страстной или отвлеченной, демонстрировала ум или простодушие. Влюбившегося в нее до безумия Антония она попросила только об одном: ее сестра Арсиноя должна была умереть. Бежав из Рима, та укрылась в Милете, в храме Артемиды. Солдаты Антония выволокли ее из храма и убили. Она была последней из выживших детей Авлета, каждого из которых ждал ужасный конец: Беренику смерть подстерегла в тюрьме, старшего из Птолемеев – на поле боя, Арсиною – возле храма, а младший Птолемей был отравлен, как только Клеопатра вернулась из Рима. Таким образом царица смогла расчистить путь к трону для Цезариона, рожденного ею от Цезаря, единственного человека, которого она, очевидно, искренне любила.

Дни шли своей чередой. Лето сменилось осенью, и Антоний с печалью в голосе заговорил о том, что должен покинуть Клеопатру. До начала зимы он собирался отправиться в поход на Пальмиру. Клеопатра не пыталась переубедить Антония. Она пожелала ему успеха во время похода и пообещала, что зиму проведет в Александрии.

Вспомнив об излишней чувствительности этого человека, не раз становившейся предметом для разговоров римлян и вызывавшей настоящее отчаяние в душе его жены Фульвии, можно легко понять, почему он воспылал к Клеопатре такой сильной страстью. Но объяснить причину, заставившую царицу испытывать к нему влечение, гораздо сложнее. Ей была несвойственна влюбчивость, а в источниках нет сведений о ее многочисленных любовных похождениях. Возможно, страсть царицы была вызвана истинно женской гордостью за то, что она стала предметом восхищения человека, о подвигах которого было известно всем, кто жил на огромной территории от Тибра до Евфрата. Может, все дело было в амбициях Клеопатры, разбуженных снова появившимися в ее голове мыслями о римско-египетской державе во главе с Антонием, покорно выполняющим ее волю. Какой бы ни была причина этой любви, мы можем быть уверены в том, что, начиная с данного момента, Клеопатра связала с Антонием всю свою дальнейшую жизнь. Во время борьбы между Октавианом и Антонием, которую Клеопатра предвидела, она опрометчиво решила разделить с последним его судьбу.

Антоний, который еще никогда прежде не был так привязан ни к одной из своих любовниц, стремился как можно быстрее покинуть Пальмиру и воссоединиться с Клеопатрой в Александрии. Столица Египта привлекала скептически настроенного, но в то же время праздного проконсула. Александрийцы хвастались своим многочисленным пантеоном, но втайне подшучивали над Исидой и Зевсом. «Не упоминай при мне богов на людях, – однажды сказал другу Стильпон. – А наедине я скажу тебе, что о них думаю»[82], и жители Александрии до сих пор придерживались этого совета. Но в других случаях они не умолкали. Тишина этому шумному городу была незнакома – каждый говорил так громко, как только мог, но никто никого не слушал. Довольно частым явлением были скандалы. Для начала ссоры или превращения пиршества, для участия в котором собрались весьма уважаемые люди, в оргию было достаточно одного неосторожного слова. Никогда прежде к целомудрию не относились столь пренебрежительно, а порок не пользовался такой популярностью. В каждом храме жило несколько проституток, а в театре во время перерывов зрители пересказывали друг другу последние скабрезные новости.

В этом городе, лишенном души и совести, Антоний чувствовал себя как рыба в воде. Александрийцы отнеслись к этому римлянину намного лучше, чем к Цезарю, чувство собственного достоинства которого раздражало тщеславных горожан. К тому же Антоний находился в Египте как гость, в то время как Цезаря в страну пирамид никто не звал. Жители столицы теперь спокойнее относились к выходкам Клеопатры, решив, что, раз уж ей вздумалось завести роман с римлянином, то пусть он хотя бы передвигается по городу без сопровождения ликторов и легионеров. Простота в обращении, свойственная Антонию, нравилась александрийцам. Он сменил тогу на греческое одеяние и надел на ноги аттические сандалии, которые носили афинские и александрийские жрецы.