Однако ни одно из этих шествий не может сравниться с торжественным кортежем царского сына Куша Хеви, представшим перед Тутанхамоном.[559]
Большинство нубийцев надели египетское платье, однако сохранили кое-что из своих «национальных» украшений. Их длинные волосы образуют на голове нечто вроде шапочки с диадемой и страусовым пером. В ушах у них тяжелые серьги. Шея охвачена ожерельем. На запястьях сверкают массивные браслеты. У некоторых на плечах шкура пантеры, а поверх нее – пояс, перевязь и передник с изображенными на них солнечными дисками с лучами. Вожди с достоинством выступают в прозрачных гофрированных одеждах, на груди у них – египетские ожерелья, на ногах – сандалии. У детей, как и у детей египтян, на правую щеку падает косичка. К рукам привязаны хвосты пантер. У носильщиков даров в ушах простые кольца, но у знати серьги представляют собой золотые диски с подвесками.В шествии участвуют воины, которые преклоняют колени и просят даровать им «дыхание жизни». Носильщики протягивают на подносах мешочки с золотом и золотые кольца, другие несут шкуры пантер и жирафов, бычьи шкуры с головами. Группа вождей идет впереди колесницы своего царя, очень похожей на азиатскую или египетскую; над ней даже установлен великолепный зонт из страусовых перьев. Но влекут ее не кони, а два безрогих быка. За колесницей следуют несколько пленников со связанными руками и петлей на шее. Шествие замыкают негритянки со своими младенцами в заплечных корзинах и в окружении детей с выбритыми по их обычаю макушками. Они обнажены по пояс. Как и у мужчин, у них в ушах серьги, на запястьях – массивные браслеты, к рукам привязаны хвосты пантер.
Народы юга не были столь изобретательны, как финикийцы, но и у них имелись весьма искусные ремесленники. Похоже на то, что египетские правители Нубии, которых называли царскими сыновьями Куша, всячески способствовали развитию местного искусства. Об этом можно судить по тому, с каким удовольствием Хеви смотрит на выставленные перед ним товары, прежде чем преподнести их своему суверену. Нубийцы изготовляли не только предметы, похожие на египетские, – кресла, кровати, подголовники и колесницы, – но и свое оружие, отличавшееся от оружия египтян. Их кожаные щиты в металлической окантовке, укрепленные металлическими гвоздями, нередко украшали часто повторяющиеся сценки. На одних мы видим сфинкса с головой барана, попирающего своих врагов, на других – фараона, пронзающего копьем нубийца. Но египтяне еще больше ценили золотые макеты негритянских деревушек, стоящих на дне корзины или же на маленьком столике. Хижина в форме очень крутой пирамиды прячется в тени финиковых пальм и дум-пальм. Обезьяны и дети взбираются на пальмы за плодами. По деревне разгуливают жирафы со своими проводниками. Вокруг макета – коленопреклоненные негры. Ножки столика сделаны в виде фигурок негров, привязанных к столбам, с нанесенными на них царскими картушами. Это шедевр нубийского мастера, вдохновленного египетскими образцами.
Царский сын Куша, доставивший из южных стран подобные сокровища, не говоря уже о слитках золота, черном дереве и слоновой кости, который мог похвалиться, что в его владениях царят мир и порядок, поистине заслужил награду фараона.
I. Набожность египтян
Египтяне, по словам Геродота, были самыми набожными из людей.[560]
Они верили, что все на свете принадлежит богам, что боги – источник всеобщего процветания, что они знают все их помыслы и желания и могут в любой момент вмешаться в дела людей. Рамсес II, покинутый своими воинами и окруженный врагами в битве при Кадеше, сумел преодолеть все опасности и победить лишь потому, что голос его долетел до Фив и был услышан Амоном. Яркое солнце озаряло путь его невесты, хеттской царевны, лишь потому, что бог Сетх ни в чем не мог ему отказать. И если его экспедиция нашла в пустыне Икаита воду, то это тоже лишь потому, что отец его Хапи любит Рамсеса II больше, чем других царей, которые были до него.Вера в то, что боги покровительствуют отдельным людям, порождала иногда безумные идеи. Фараон Аменхотеп III, например, пожелал при жизни узреть богов.[561]
Принц Хорнахт, сын Осоркона II и царицы Каромамы, потребовал, чтобы божественный коршун помогал ему, когда он будет среди антилоп и небесных птиц,[562] очевидно, для того, чтобы узнать их язык, доступный лишь немногий избранным, и выслушивать с их помощью повеления богов. И многие египтяне верили, что такие избранные могут повелевать природой, что им покорны земля и небо, день и ночь, горы и воды, пространство и время.[563]