Военачальник в парадном одеянии поднимает руку в знак начала торжества, другие надевают ему на шею многочисленные ожерелья, а третьи, согнувшись от тяжести, несут на блюдах новые дары. Воины Хоремхеба вводят длинную вереницу пленников. Проходят тучные, волосатые и бородатые мужчины с заострившимися чертами; лица их выражают страдание, руки связаны. Только женщины идут свободно. Походка их исполнена достоинства.
Один воин ведет за руку мать семейства в платье с воланами; она несет одного ребенка на плече, а другого, младенца, – в подвесной сумке. Еще одна женщина, по-видимому, пытается заговорить с идущим впереди воином. Но гораздо интереснее этих пленников, которые вскоре отправятся в каменоломни или будут формовать кирпичи, – захваченные кони. Их держат на поводу.
После того как Хоремхеб получил свои дары, он сам вступается за кочевников, которые лишились бы всего своего имущества и скота, если бы он не вмешался. Обвешанный ожерельями, держа в руке веер с ручкой, он обращается к фараону, славит его и объясняет суть дела. Потом он поворачивается к толмачу, и тот сообщает кочевникам, что фараон милостиво разрешает им пройти через его земли. Эти кочевники – из Ливийской пустыни. Их легко узнать по перу на голове, короткой челке и длинной пряди волос, закрывающей половину лица. Рядом с ними стоят сирийцы в одеждах с длинными рукавами и широкими перевязями. Они выражают свою признательность мимикой и жестами: вздымают руки к небу, протягивают их к фараону, простираются ниц па земле. А иные, словно обезумев, катаются в пыли.[439]
Хоремхеб заслужил такую награду, чего не скажешь о верховном жреце Амона, Аменхотепе, которого Рамсес IX принял, как равного, чтобы потом окончить свои дни царем, вынужденным делить с жрецами власть и над Египтом. Прием происходил в парадной беседке, где жрец и фараон стояли лицом к лицу, разделенные только подставками с подарками. Верховный жрец – с наголо обритой головой, фараон – в синем шлеме. Художник, который запечатлел эту сцену в Карнаке, изобразил жреца и фараона одинакового роста. Подарки были богатые: десять дебенов золота, двадцать – серебра, всякие припасы – на праздничный пир и еще земли, площадью в двадцать арур.[*68]
Однако Аменхотеп добился большего – невероятно богатые владения Амона отныне находились только в его власти. Образовалось государство в государстве. Жрецы Амона, которых преследовал Эхнатон и держал в черном теле Рамсес II, обрели наконец ту власть и влияние, которыми пользовались во времена царицы Хатшепсут и Тутмосов.[440]
VI. Приемы иноземных послов
Прием иноземных послов служил, поводом для еще более пышной церемонии, чем награждение подданных, и особенно льстил фараону, когда он давал аудиенцию сразу многим посланникам со всех концов света. Рамсесы всегда принимали нубийцев, негров, людей из Пунта, ливийцев, сирийцев и посланников из Нахарины. При их дворе уже не видно критян с длинными завитыми волосами, в пестрых набедренных повязках, которые некогда приносили ритоны, кувшины с носиками, чаши с ручками, большие чаши, украшенные цветами, и просили позволить им «быть на воде царя». Эти посольства прекратились, однако слава фараона достигла стран, о которых Тутмосы и Аменхотепы даже не слышали: Мидии, Персии, Бактрии и берегов Инда.
Для этих приемов строили беседку в центре большой площади. Ее окружали гвардия, слуги с зонтиками и писцы. Послы выстраивались с четырех сторон, выставив перед собой свои драгоценные подношения. Писцы записывали их, а потом отправляли на склады ближайшего храма.[441]
Взамен фараон давал послам «дыхание жизни» или жаловал дары, куда более ценные, чем преподнесенные ему. Фараону очень нравилось изображать из себя золотую гору среди прочих стран. Он не отказывал в помощи «князькам» и царькам, оказавшимся в затруднительном положении. А те старались связаться с ним брачным контрактом или еще каким-нибудь способом, не переставая, однако, поддерживать отношения и с возможными соперниками египтян.VII. Спортивные игры
Больше всего времени у фараона отнимала война. Царевичи готовились к ней с юных лет. Отец приучал будущего Рамсеса II и его товарищей к трудным упражнениям, к умению преодолевать усталость. Никто из них не получал ни крошки, пока не пробежит сто восемьдесят стадий. Поэтому все они становились настоящими атлетами.[442]