Египетские новеллы

Ты знаешь, Додо, сколько я выстрадала, оставаясь одна-одинешенька в доме, когда моим собеседником был только храп служанки, которая, утешая и успокаивая меня, засыпала. Впервые в жизни я поняла, почему египетская женщина топчет свою честь и престиж семьи, лишь бы утешить свою истерзанную, обливающуюся кровью душу. Я сама пережила тот опасный кризис, который поражает египетскую женщину, парализуя ее умственные силы, убивая ее волю и заставляя ее терять человеческий облик. Она совершает ужасное социальное преступление, не отдавая себе отчета в своих поступках, потому что она, бессильная и безвольная, слепо подчиняется силе этого кризиса. Это был смертельный удар, и он породил в моей душе мысли о мщении. Да, я хотела отомстить этому мужчине, которому принесла в жертву все: счастье, здоровье и красоту, которому, ради его удовольствия и счастья, отдала все, что могла. Не знаю, почему я не бросилась в объятия первому встречному мужчине, который пристально и страстно посмотрел бы на меня. А ведь именно так поступает большинство несчастных, покинутых, как я, женщин. Может быть, я не поступила так потому, что кризис был не настолько опасен: у меня не было причин для ревности, которая рождается только любовью, а я ведь своего мужа не любила. А может быть, это случилось потому, что благородные чувства и высокие идеалы (или вернее их мираж), к которым я стремилась в своей супружеской жизни, сохранили меня от падения, от безумных, постыдных поступков?

Но я думала, как же отомстить мужу, как заставить его уважать дом? Как вернуть его угасающую любовь? И я нашла способ, который соответствовал моему достоинству, способ наивный и чистый, как моя душа, которая, как видит аллах, еще не испорчена жизнью.

Раньше всего я начала поступать вопреки приказаниям мужа. Я стала часто выходить из дому и навещать подруг, а служанке Амине наказывала как бы невзначай доложить об этом мужу. Однако мои ожидания не оправдались. Вместо того, чтобы воскресить его угасающую любовь, ревность вызвала в нем вспышку гнева. Мы поссорились. Не в состоянии совладать с собой, я ему нагрубила, и он ударил меня по лицу. Я осыпала его ругательствами, и после этого он окончательно распростился со мной.

И теперь, моя маленькая Додо, я чувствую себя несчастной женщиной, которой еще нет двадцати шести лет, а все ее надежды в жизни уже разрушены. Ее восточный оптимизм умер, уступив место убийственному, ядовитому пессимизму. Что мне делать? Надеюсь ли я выйти замуж третий раз, и будет ли новый муж лучше предыдущих? Чем я заставлю молчать те желания, которые со страшной силой проникают в мое тело? Ах, Додо, я чувствую, как чья-то сильная рука толкает меня в глубокую пропасть, от которой я напрасно пытаюсь бежать… Спаси меня… Дай мне совет… Потому что я больше всего нуждаюсь в совете и утешении.

Любящая тебя Ихсан».

БИНТ АШ-ШАТИ

Они хотели воспитать мужчину

Перевод А. Городецкой

Женщин было пять… Они проводили мужчину в последний путь; жена стала вдовой, дочери — сиротами. И люди удивились, когда мать с четырьмя дочерьми, не успев как следует оплакать покойника, сразу же начала работать, вместо того чтобы устраивать поминки и принимать соболезнования.

Многие несправедливо считали вдову жестокой и неблагодарной. Но как ни велика была ее печаль, она не могла позволить себе поплакать или предаться воспоминаниям о своей разбитой жизни. Она знала, что в слезах можно найти утешение, а проявление печали вызовет у людей сочувствие к ней и к ее четырем дочерям. Однако она не могла позволить себе ни минуты отдыха и сомневалась в пользе этого сочувствия. Она предпочитала сама нести свое бремя, зная, что корабль жизни не станет ждать пока пройдут ее траурные дни и ночи.

Кроме четырех дочерей, у покойного был сын, молодой человек двадцати лет, который недавно поступил на медицинский факультет. Следовало бы, конечно, упомянуть о нем раньше, чем о дочерях. Разве мальчик не надежда родителей? Разве его рождение не встречается приветственными возгласами, словно веселый праздник? Разве сразу же после появления на свет ребенок не слышит торжествующих возгласов и песен надежды? Разве в этот благословенный миг отец его не обретает спокойствия и уверенности, ибо думает, что увековечил свое имя, что теперь есть тот, кто будет ему опорой в старости и кто после его смерти позаботится о вдове и сиротах-дочерях? Да, все это так!

Когда люди, окружавшие мать, после похорон стали расходиться, кто-то сказал:

— Человек бессмертен, если у него есть такой сын. Скоро он станет врачом и возьмет на себя все заботы о матери и сестрах.

Так говорили люди. То же самое говорила мать своим дочерям, зная, что ради брата им придется пройти тяжелый путь жизненной борьбы. А юноша продолжал учиться, не зная никаких забот.

* * *