Египетские вечера

Оказавшись у своей машины, я подумала, что, наверное, глуповато быть рядом с Соколовой и не зайти к ней, не узнать, как она себя чувствует. К тому же я совершенно не знаю, где теперь Катерина. Хорошо, если Наташа догадалась позвать ее к себе переночевать. А если нет? Я-то вчера смылась с поминок, даже не сказала никому ничего. Впрочем, это не мои заботы, по большому счету.

Не хотелось терять время, но я все же поднялась. Позвонила в дверь, но ее никто не открывал. Зато из закрытой квартиры неслись громкие голоса двух спорящих женщин. Я сразу догадалась, чьи голоса.

Я снова и снова нажимала на звонок. Наконец в дверях показалась раздраженная сверх всякой меры Наташа.

— Привет, — глупо улыбнулась я, глядя на злое и непроницаемое лицо своей клиентки.

Соколова ничего не ответила. Она просто отступила внутрь и пропустила меня. В коридоре показалась Катерина.

— Что тут у вас происходит? — тихо спросила я, взирая то на одну, то на другую дамочку.

— Да так, ничего особенного, — хриплым голосом отозвалась Катерина.

— «Ничего особенного»… — передразнила Наташа и отвернулась от своей «родственницы».

— И все же? — настаивала я. Мне хотелось знать подробности.

— Она говорит, что у них с Глебом были более доверительные отношения, чем со мной, — с обидой воскликнула Соколова. — Ну откуда она может знать, что у нас с ним было?

— Глеб рассказывал мне о тебе, а вот тебе обо мне ничегошеньки, — парировала Сашкова.

— Ну и что? Может, он стеснялся тебя? — не растерялась Наташка.

— Еще чего! — Катерина аж покраснела от гнева. — Просто он не хотел посвящать тебя в нашу жизнь. Возможно, он не собирался с тобой жить долго, навсегда связывать с тобой жизнь. Как иначе объяснить его молчание?

— Не ври! Глеб любил меня. Он отрекся от той, прежней жизни. И жил со мной. Я тоже его любила! — Соколова зарыдала. — Я очень его любила. Тебе никогда не понять этого.

— Это тебе не понять, что значит потерять родного и любимого брата.

— Девочки, перестаньте. Как вам не стыдно! Подумайте о Глебе. Вы обе любили его. Почему же сейчас так по-свински к нему относитесь? — Мне хотелось надавать обеим по щекам. — Что вы делите? Кого вы делите? Глеба нет. И если он сейчас видит вас, то, наверное, ужасается и не узнает вас. Дуры!

Теперь ревели обе. Каждая причитала на свой манер и размазывала по лицу слезы и сопли. Я несколько минут посмотрела на это представление, потом хлопнула дверью и спустилась вниз.

До чего же жесток и глуп порой бывает человек! Какая теперь разница, что каждая думает? Глеба не вернуть. И нечего теперь трепать его имя. Что он думал? Кого любил больше? Вообще эти две любви — к сестре и жене — не сравниваются.

Скорее всего, таким образом обе женщины просто выплескивают свое горе. Но все равно — так нельзя!

В взвинченном настроении я поехала к Никите. Если сейчас и этот начнет пороть чушь, то я просто не выдержу и пошлю их всех куда подальше.

Наверное, так уж повелось в последнее время — меня опять ожидала дверь, которую никто не спешил открывать. Я постояла минуты три, и мне это надоело. Зачем надо было приглашать, если не хочешь видеть человека?

Я решила позвонить еще с десяток раз, для прикола, и уйти восвояси. Сделала. Повернулась на сто восемьдесят градусов. И тут мне вспомнились сцена на кладбище и зловещие слова старушек за спиной: «Не к добру. Надо покойника ждать».

Несмотря на духоту, мороз побежал у меня по коже. Я достала из рюкзака отмычки и принялась открывать дверь. Через несколько секунд дело было сделано.

Как только я вошла в квартиру, то сразу ощутила запах газа. Быстро подбежав к окну на кухне, я раскрыла его настежь. Потом посмотрела на плиту. Так и есть: три горелки включены, но огня нет. Я перекрыла газ.

Потом кинулась в комнату. Никита лежал в своей кровати, одетый в спортивный костюм. Рядом на полу валялась книга.

А на небольшом столике стояла почти пустая бутылка водки. И никаких стаканов. Неужели он пил прямо из горла? Горе заливал?

Я взяла Селезнева за руку. Пульс не прощупывался.

Подбежав к телефону, я на всякий случай вызвала «Скорую», а затем набрала номер Мельникова.

— Андрей! — Я обрадовалась, что застала его на работе. — Приезжай по адресу Никиты Селезнева, напарника убитого Сашкова. Он тоже, кажется, того…

— Чего того? — обалдело переспросил он.

— Умер. Я «Скорую» уже вызвала, но мне кажется…

— Иванова! Ты чего? Не можешь определить, умер человек или нет? Или тебе на голову кирпич упал? И ты дар речи потеряла?

— Я в шоке, — честно выпалила я и повесила трубку, не желая больше ничего объяснять. Приедет, сам увидит.

Ох, зачем же я такое сказала?! Частный детектив не может быть в шоке. В принципе, я редко впадаю в подобное состояние. Но вот сейчас впала. После испытанной злости на человека вдруг видишь его мертвым. А ко всему прочему, он хотел что-то мне сообщить. Кошмар! А вдруг он хотел сказать мне нечто, относящееся к смерти Сашкова? И именно поэтому Селезнева и убили?