Египетский манускрипт

Олег Иванович припомнил. Да, в нескольких местах текст на коптском языке прерывался такими вот вставками. И, что особенно интересно – каждой из них соответствовала такая же, судя по расположению знаков, «табличка», составленная из букв коптского алфавита. Теперь, глядя на пластинки, покрытые загадочными значками, Олег Иванович понял, что это ему напомнило.

— Скажите э-э-э… коллега, — повернулся Семенов к археологу. — Ведь вы, разумеется, сделали копии этих… носителей информации?

Боргхардт недоуменно вскинул глаза, но, поняв, кивнул:

— Носители информации? Несколько необычно… но вы, пожалуй, правы… в каком-то смысле любая книга, даже глиняная табличка с клинописью – это носитель информации.

— Тогда уж – и пластинка граммоф… то есть для фонографа, — снова влез Иван. Олег Иванович недовольно глянул на мальчика. — Надо все же думать, что говоришь!

— Вы, юноша, говорите о звуковых спиральных цилиндрах Эдисона[92]? Да, пожалуй, хотя… любопытно, я никогда не думал о музыке как об информации. Но, несомненно, можно сказать и так.

Немец снял пенсне, зачем-то протер его большим клетчатым платком.

— Простите… да, вы правы, герр Семенофф. Я, разумеется, тщательно скопировал все, что изображено на пластинах. Вот, прошу вас…

И он взял со стеллажа пухлый кожаный бювар. Олег Иванович склонился к столу, а пластиной тем временем, завладел Ваня.

— Как видите, образцы пронумерованы согласно тому порядку, в котором они уложены в ящичке. Вот, видите – и он показал собеседнику номер на промасленном листочке, который Олег Иванович только что отлепил от пластины.

— Каждую пластину я скопировал с обеих сторон – с увеличением в два раза, чтобы не упустить ни одну деталь рисунка. Я, собственно, собирался сделать и фотографические копии, однако, пока не располагаю соответствующим оборудованием. Была мысль отдать несколько пластин граверу, чтобы он в точности воспроизвел рисунок, скажем, на медном листе – но до этого, увы, еще руки не дошли.

Олег Иванович перелистал несколько листов в бюваре. Да, все верно – бумагу покрывали те же самые значки. Покопавшись, он нашел номер 49, под которым значился извлеченный из пачки листок – и принялся сличать значки.

— Обратите внимание, — продолжал Боргхардт, — некоторые пластины наличествуют в двух, точно воспроизводящих друг друга экземплярах. Я потратил массу времени, пытаясь найти отличия, обследовал пластины в мощное увеличительное стекло – однако, различий не нашел. И тем не менее – я каждый раз в точности копировал оба экземпляра, сопровождая их соответствующими примечаниями. Вот, изволите взглянуть…

— Вы проделали огромную работу, герр Боргхардт, — искренне сказал Олег Иванович. — А теперь, если вы позволите, я бы хотел кое-что с вами обсудить. Помнится, вы интересовались, кто мы такие? Теперь, пожалуй, я готов ответить…

Глава четырнадцатая

Николка уже полчаса колесил по переулкам в районе Таганской площади. Хотя, до места, где предположительно находился сейчас Яша, было по прямой меньше двух вёрст, рация только шипела, верещала и больше ничего – хоть ты тресни! Николка тряс хитрый приборчик, нажимал от отчаяния какие-то другие кнопки – но добился лишь того, что он окончательно затих, перестав даже шипеть. Испугавшись, что связи теперь не будет совсем, мальчик выключил рацию, досчитал до десяти и снова включил. В динамике снова заверещало и, к несказанной Николкиной радости сквозь шум пробился знакомый голос – Яша!

Мальчику было, конечно, невдомек, что возвышавшаяся между ним и Хитровым рынком Ивановская горка напрочь блокировала радиосвязь; а когда он поднялся повыше, на Таганский холм[93], Яков с его рацией оказался опять в зоне уверенного приема. Так или иначе – теперь Яшин голос был достаточно громким. Даже слишком громким – какой-то господин, проходивший мимо Николки, тоже его услышал и проводил гимназиста недоумённым взглядом. Тот, поняв, что чуть не прокололся, свернул в подворотню и зашарил по карманам в поисках наушников. К этим крошечным штучкам, которое надо было вкладывать в ухо, он уже привык – когда смотрел по ночам фильмы.

Впрочем, недоумение давешнего господина вполне могло быть вызвано и не рацией… Дело в том, что Николка снова сел в лужу: обсуждая с Яшей их хитроумный план, он совершенно упустил из виду, что расписание Ярославской дороги по воскресным и будним дням различается – и как раз на тот самый дачный поезд, на котором он должен был отправляться сегодня в Москву. Так что Николка примчался от самых Мытищ на велосипеде – и успел-таки вовремя, добравшись за какие-то полтора часа. Да и то, из них двадцать минут потратил, колеся в поисках места, откуда можно было услышать Яшу. А уж сколько недоумённых взглядов поймал он на себе по дороге…