– Лектор, ну это же просто чудо-водевиль какой-то! Друг детства оказался любовником, сестра – матерью, нимфа – наводчицей… Для полноты картины не хватает только вернувшегося после многих лет скитаний отца. Признайтесь, что это вы. Теперь понятно, почему вас Зинаида так третирует. Вы, может быть, алименты ей не платили все эти годы?..
– Вы, между прочим, тоже оказались совсем не тем, за кого себя выдавали, – в ответ заметил лектор.
– Совершенно верно! О чем и речь. Да у нас тут вообще целое кубло оборотней!
– Смейтесь-смейтесь… – повторил лектор, когда Тягин отсмеялся. – А вот мне плакать хочется от бессилия. Рвать и метать. Что я в этой ситуации могу сделать? Ничего. Другое дело вы. – Лектор заговорил тише, но горячей. – Если бы вы уничтожили этого ублюдка, даже Майя ничего бы вам не смогла сказать. Вы в своем праве. У себя дома. Чувствуете разницу? какие грандиозные у вас преимущества? И знаете, что я думаю? Всё это неспроста. И ваше появление было неспроста. Что-то мне сразу указало на вас. А эти два дня многое прояснили. Тут есть еще и подсказка на будущее. Слушайте: я могу попробовать освободить вас. Если вы пообещаете потом кое-что сделать.
– Что именно?
– Обезглавить его. Отрезать ему голову.
– И всё?
– Я не шучу. Я там у вас на кухне уже и нож подобрал.
– Это такое ваше условие?
– Да. Ради этого я готов рискнуть.
– Большой нож?
– Секач. Вроде топорика. В ящике стола.
– Вы тут сегодня с Сашей ничего не курили?
– Что? Я здесь даже не пью!
– А не похоже. Хотя я, кажется, понял: водевиль вам не подходит, и вы решили замахнуться на трагедию. Или уже сразу на мифы и легенды?
– А если и так? Разве я вам раньше этого не говорил? Решил. Да. И что? И не скрываю этого. Истребитель нимф должен пасть от руки героя. И вы можете им стать.
– Спасибо за доверие. Покойная Юля, значит, у нас тоже была нимфой?
– Она подруга Майи – значит нимфа.
– Логично. А нимфа чего – юго-западной железной дороги? или вообще путей сообщения?
– Вы уходите от ответа. Скажите прямо: вы согласны? Я, если придется, за вас горой буду стоять, костьми лягу… Скажу, вы нам с Майей жизнь спасли. Могу себе какие-нибудь увечья нанести, если понадобится…
– Вам, лектор, не худо было бы подлечиться. Это я уже серьезно говорю. И откуда такая кровожадность? Зачем вам Сашина голова? Что вы с ней собираетесь делать?
– Хорошо, перережьте ему горло. Я возражать не буду. Вонзите нож в сердце на худой конец. Он что – этого не заслужил? Убил одну, сейчас убивает другую…
– А сами не хотите попробовать?
– Я не герой. У меня другая миссия.
– Да, я помню. Пес-летописец жреческой породы.
– Боитесь... А знаете, что будет хуже всего? Самый плачевный вариант. Отдадите вы ему свои деньги, уедете, а это всё продолжится… Вот где ужас. Тихий беспросветный ужас. Ну что, может, действительно – мне его убить?..
– Идите спать. Поздно уже.
После ухода лектора Тягин еще долго не мог заснуть.
С самого начала сидения на цепи его одолевала какая-то чрезмерная пестрота впечатлений. Зрение точно расчистилось, взгляд стал некстати зорче. Было много новых разных, но совершенно ненужных мыслей и ощущений, которые, к счастью, бойко друг дружку вытесняли из памяти, даже как-то весело выщелкивали, и в этой недолговечности была единственная их ценность. Спасибо и на том. За три дня он как будто узнал всё, что только можно узнать, о Саше, Майе и лекторе, но казалось: задуши Саша сегодня Майю, потом лектора, и следом застрелись сам, Тягин забыл бы их одного за другим ровно в той же последовательности, по мере убывания. Бодрое равнодушие – вот как назвал бы он свое состояние. Собственное невозмутимое спокойствие стало для него одной из самых больших неожиданностей. Должно быть, самопальная теория о вещей яви, о том, что яркие события, подобно некоторым снам, предсказывают будущее, не осталась лишь мимолетной фантазией, но исподволь его подготавливала. Недаром же он то и дело возвращался к происшествию в поезде и их с Сашей странному, словно они заранее узнали друг друга, перегляду. А еще все эти – уезжай, уезжай – сигналы от фельдшера, Глафиры и Тверязова. Предупреждая его с первых же дней об опасности, они одновременно приучали к мысли, что так просто здесь не закончится. Тут чувствовалось действие некой грозной силы, с которой, если уж пришлось – по неосторожности, беспечности или из любопытства – встретиться лицом к лицу, бессмысленно было тягаться. Как сказал бы, наверное, тот же Тверязов: тесная материя, будь она неладна. Сражение с ней невозможно, мужество здесь не поможет, еще раньше предупредил человек-свинья Василий. Теперь только оставалось досмотреть это кино до конца.
XXIX
В предыдущие дни Саша и Майя вставали рано (правда, потом в течение дня отсыпались) и вели себя довольно шумно. Этим утром Майя не появилась, не было слышно и её голоса, да и Саша, отправив после завтрака лектора за покупками, скрылся в спальне. В квартире стало необычно тихо. Даже телевизор работал в половину прежней громкости.