Египтянин. Путь воина

Ренси почудилась странная тень, набросившая покров печали на лицо гречанки. Тёмные круги легли в глазницах, глубокие борозды протянулись от тонких крыльев носа, опустились уголки нежных губ.

Они оба знали, что это – их последнее свидание.

– Ренси, все годы, проведённые в этой стране, я была не слишком хорошего мнения о египтянах. Но ты один оправдал в моих глазах целый народ. И теперь я хочу пожелать, чтобы ты был счастлив и чтобы ты создавал изваяния, самые прекрасные в Та Кемет.

Фаида помолчала, потом спросила:

– Ты не останешься в Саисе?

– После всего случившегося мне здесь делать нечего.

– Но ведь влияние Нехо распространяется на весь ном?

– К несчастью, да.

– Тогда в Танисе тебе от него тоже не скрыться. Я слышала, местный градоначальник – человек Нехо.

– Верно, – Ренси обречённо вздохнул. – Но там моя родина.

Они умолкли, глядя друг на друга с грустью и какими-то затаёнными, так и не высказанными чувствами.

– Ты уезжаешь завтра? – снова заговорила Фаида.

– Наверное. Если ты, конечно, позволишь провести мне здесь ещё одну ночь…

– Дом остаётся в твоём распоряжении целую неделю. Пока не перейдёт во владение нового хозяина. Я же уезжаю сегодня вечером: мы отплывём, как только подует попутный ветер.

– А ты… ты больше не вернёшься в Саис?

– Пожалуй, что да. Я останусь на родине, – Фаида как будто извинялась за принятое решение.

– Разве я упрекаю тебя? – Ренси поспешил успокоить гречанку.

– Нет, но это и плохо, – ответила та печально.

Ренси взглянул на Фаиду пристально, хотел что-то прибавить, но промолчал: догадался, что, если бы он удерживал её, она бы осталась с ним. Было ли то, что их соединяло, любовь? И мог ли он желать более совершенного соединения с возлюбленной, чем в их обоюдных ласках – порою страстных и необузданных, порою нежных и чувственных?..

А между тем Ренси ощущал, что незримая тень Мерет стоит между ними, отдаляет их друг от друга каждый раз, когда стремление к соединению проявляется уже не только в ласках. Только в последнее время ощутил он в себе самом некий предел, понял, что рано или поздно должен будет решить, кто для него Мерет – живой человек или только призрак его первой любви. У него ещё была надежда, что разлука с ней внесёт ясность в его запутавшиеся мысли и что он сумеет наконец забыть о ней. Или хотя бы просто больше не думать о том, что она есть в его жизни…

Фаида подошла к задумавшемуся Ренси и, протянув ему руку, сказала:

– Ну что же, пора. Прощай, мастер Ренси. И да сохранят тебя твои боги!

Ренси молча взял протянутую ему руку, склонился и поцеловал нежное запястье. И в то же мгновение почувствовал, как, быстро наклонившись, Фаида коснулась губами его затылка.

17

Мерет не вошла, а ворвалась, распространяя запах розового масла и сладкой аравийской смолки.

– Это неслыханно! – вскричала она, останавливаясь перед Ренси, который складывал в холщовый мешок свои инструменты. – Тебя обложили, как зверя, со всех сторон, а ты даже не попытался искать помощи у дочери фараона!

Волнение участило дыхание Ренси, и он не сразу решился поднять на неё глаза.

– Я не хотел обременять тебя своими печалями, – сдержанно ответил он на горячий упрёк Мерет.

– Друзья могут делиться и печалями. Ведь не в радости же дружба проверяется на прочность?

– Так мы – друзья?

– Послушай, Ренси, ты по-прежнему очень дорог мне. Ради этой встречи мне пришлось изловчиться, чтобы усыпить бдительность старухи Арти и её соглядатаев. Я даже склонна поверить в чудо.

– Отрицать чудеса невозможно. Ведь ты – здесь!

Теперь Ренси смотрел на Мерет прямо, удивляясь про себя, как сильно она изменилась за то время, что они не виделись. Она была теперь уже не милой хрупкой девушкой, а такой красивой молодой женщиной, каких Ренси ещё никогда не видел: перед этой красотою поблек бы даже облик несравненной Фаиды.

Глубоко вздохнув, Ренси обошёл Мерет с одной стороны, затем с другой, намётанным взглядом скульптора отмечая, какими твёрдыми, зрелыми стали её груди, как округлились линии бёдер. Юная, желанная, полная женственной чувственности…

– Что ты меня так разглядываешь? – вспыхнув ярким румянцем, возмутилась Мерет. – Я ведь не статуя!

– Ты лучше всех изваяний в мире.

Ренси умолк. Чуждая тень всё ещё не исчезала с лица девушки, это его смущало и настораживало.

– Всё же не стоило приходить сюда, – проговорил он немного погодя. – Мне уже ничем не поможешь, а вот тебе надо держаться осторожней.

– Я могла бы просить и тебя быть осторожным. – В голосе Мерет звучала тревога. О ком она беспокоилась, о ком молила богов – за себя или за него? Но разве она не дала ему понять, что желает быть сейчас рядом с ним? – Многим в городе не нравится твоя дружба с чужеземцами. Для тебя это может иметь опасные последствия.

Мгновение поколебавшись, Мерет вдруг спросила:

– Если я задам тебе очень личный вопрос, клянёшься ли ты священным именем Маат честно ответить на него?

– Не помню, чтобы когда-нибудь лгал тебе.

Мерет в упор посмотрела на Ренси, её фиалковые глаза горели.

– Ты любил ту женщину?.. Чужеземку?