Когда оставленный в обществе чашки чая Карнарвон попытался напустить на себя ученый вид и уставился бессмысленным взором на балку в основании лестницы, я извинился перед выпачканным в чернилах газетчиком и позвал его светлость по имени. Спотыкаясь, он взобрался на смотровую площадку. «Я правда не могу дать интервью, это все заслуга мистера Картера, не больсе и не меньсе», – сказал он приветливо, гримасничая на клоунский манер.
Я напомнил его сумасбродию, что мы встречались вчера. Он все-таки редкостный образчик английского пэрства.
«Конетьно, конетьно зе, вы изутяете неприлитьного царя. Кстати, сэр, мне нравится васа сляпа, – говорит он, – В мое время все было по-другому. Сейтяс у археологов принято одеваться с иголотьки».
«Да, старый добрый хомбург. Она подает туземцам пример хладнокровия».
«Сэр, вы банкир?» – вмешивается из-за моей спины журналист, тыча своей ручкой в Карнарвона.
«Долзен признать, это сто-то новенькое!» – шумно веселится лорд, опять повторяет, что это, мол, шоу Картера, после чего тем не менее дает пространное интервью. Я застыл рядом – само терпение.
В конце концов репортер, раскланиваясь и расшаркиваясь перед английским пэром (и не сомневаясь ни в едином слове Карнарвона – как можно!), удаляется, чтобы не понять или преувеличить что-нибудь еще.
«Лорд Карнарвон, позвольте мне вручить вам в знак моей признательности…» И я презентовал ему редкое первое издание «Коварства и любви» 1920 года с посвящением: «Графу Карнарвону – Покровителю, Исследователю, Другу Египта, истинному Владыке Щедрости, – от его восторженного коллеги Р. М. Трилипуша».
«Отлитьный подарок, вы так добры», – говорит миллионер-простофиля.
«Так вот, ваша светлость…»
«Позалуйста, называйте меня Порчи».
«Конечно. Порчи, вы, наверное, не в курсе, но я очень близок к…»
«Откуда вы родом, старина?»
«Кент, ваша светлость. Из семьи военных и исследователей, у нас там скромные семейные владения, небольшой особнячок».
«Правда? Нузно бы съездить в гости. Обозаю Кент!»
«Разумеется, Порчи, мы всегда вам рады. Так вот, Картер, видимо, уже сказал вам, что я весьма, весьма близок к тому, чтобы сделать потрясающее открытие и проникнуть в гробницу царя Атум-хаду. Это открытие, при всем моем уважении к Картеру, затмит все, что Картер отряхнет от земли. При вашей поддержке, да с моей репутацией… и, заметьте, речи не идет о шести годах раскопок. Пусть и Картер получит удовольствие за свои деньги – я имею в виду, за ваши деньги. На все про все нам понадобится не более месяца, мы с вами сможем…»
«Господи! Послусайте… а сто у вас с ногой?»
«Ничего страшного, она совсем не болит».
«Будьте осторозны, здесний климат для таких весей неблагоприятен». (Граф очень заботлив, но с патологическим упорством забывает, о чем с ним говорят.)
«Спасибо, понимаете, Атум-хаду был, вероятно, последним фиванским царем XIII династии, и гиксосские завоеватели подмяли под себя всю…»
«Царь – настоясий? Историтеский? Картер говорит, сто это апокрифитеский царь, выдуманный. Вроде короля Артура, созданного вообразением де Сада. Его придумали египетские поэты или кто-то вроде них. Ностальгия по Древнему Египту, артистические проказы…»
«Артур и де Сад? Наш Картер просто паясничал…»
«Правда?» Кто научил этого ревнивца неслышно подкрадываться на манер ассасина и вторгаться в интимные беседы? Прежде чем я успел вымолвить хоть слово, он повел Карнарвона прочь – осматривать останки Тутти или что-то в этом роде. «Потом продолжим, Порчи!» – крикнул я, полагая, что бедняга в состоянии отделаться от своей назойливой няньки. Не удивлюсь, если окажется, что Картер намеренно постарается не допустить нашего свидания с лордом Толстосумом; он словно бы проходил мимо и повел себя своеобычно высокомерно, но теперь мне понятно, что скрывается за его деланной надменностью: страх и зависть! В пиджаке и шляпе, при галстуке, с ухоженными усами, с тростью в руке стоял я, невзирая на жару и пыль; а Картер, одетый как я, беззвучно уходил прочь, цепляясь за моего будущего покровителя. Будто сам Картер никогда не ходил с протянутой рукой, будто ему достаточно было лишь кивнуть, когда граф приполз к нему на коленях, умоляя разрешить ему набить карманы Картера деньгами… Возможно, именно так все и было.
А какую кропотливую работу проделал Картер за моей спиной, дабы умалить мои труды, и не только мои труды, но саму историю! Как он поспешил уверить Порчи, что Атум-хаду не было! Ущемленный, бессловесный, тошнотворный, к тому же бесчестный!