Египтолог

Изображение: Достопримечательнейшее! Колоссальный портрет царицы в три четверти. Даже по прошествии тысячелетий красота ее не вызывает сомнений. Злость катренов не стыкуется с невесомым силуэтом дивной грации и очарования; возможно, царица была для Атум-хаду уже не живой личностью, но злосчастным воспоминанием? На этом рисунке запечатлена былая любовь – или мечта об ином мире, где они воссоединятся, забыв о царствах и войнах. Второй катрен больше похож на фантазию, чем на описание яви, нигде на стенных панелях нет упоминаний о том, что царицу пытали и выставили напоказ, дабы стало легче отверженным со всего царства.

КОЛОННА ДЕВЯТАЯ, ТЕКСТ:

АТУМ-ХАДУ ВЫСЛЕЖИВАЕТ СВОИХ ВРАГОВ

Изображение: Пока гиксосский военачальник сговаривается с Владыкой Щедрости, сам Атум-хаду неузнанным проникает в лагерь гиксосского военачальника, неузнанным входит в его шатер, наконец, неузнанным появляется в его доме, лежит на его постели и узнает его самые тайные планы.

КОЛОННА ДЕСЯТАЯ, БЕССЛОВЕСНАЯ

Изображение: Вероятно, вариации на тему колонны восьмой. Царица изображена в тридцати различных видах, иногда мы видим лишь голову или руки. Одну только улыбку художник пытался изобразить раз десять. Она спит и бодрствует, сидит и идет; разнятся ее одеяния; у ног ее появляются грациозные и миловидные псы.

Д.: К. П. Б. Пусто. Снова через реку на запад. Кровать – поистине желанная перемена. Интересно, можно ли поселить в доме кошек.

Среда, 13 декабря 1922 года

Д.: К. П. Б. Кто-то (Картер? Финнеран? Феррелл?) подговорил банковских служащих, и они устроили маленький спектакль: обеспокоясь моей раной и вопросами гигиены, цеплялись буквально ко всему, лишь бы выполнить злодейские приказы невидимого врага и помешать мне и дальше наводить ежедневно справки.

КОЛОННА ОДИННАДЦАТАЯ, ТЕКСТ: КОНЕЦ БЛИЗОК

Изображение: Атум-хаду в одиночестве сидит на троне, он страдает, согнулся пополам, схватился за живот. С другой (северной) стороны рядом с Атум-хаду изображен крокодил, буквально пожирающий царские внутренности. Гиксосские войска наступают по всем фронтам и направлениям. Разряженный и чопорный гиксосский военачальник, застыв зловещей тенью, искоса глядит на страдающего Атум-хаду – видимо, намекая, что причиной страданий царя стало его колдовство?

КОЛОННА ДВЕНАДЦАТАЯ, ТЕКСТ: КОНЕЦ ВСЕМУ

Изображение: Ночь. Мертвого Атум-хаду несет на плече одинокий неопознаваемый друг. Он несет его к волшебной сияющей гробнице, возле которой царя ждут Сет и его грифы. В это же время гиксосы, штурмуя дворец, насилуют, жгут и испражняются. Царского союзника, что уходит прочь с телом, они не замечают.

Этот рисунок стоит подвергнуть разбору, тем более что нам еще только предстоит понять, как разрешил исторический Атум-хаду Парадокс Гробницы. Уже ясно, что он обнаружил эти помещения и решил превратить их в усыпальницу. Вероятно, он обустроил их втайне от всех – за год или около того. В финале Атум-хаду брошен вельможами, армией, жрецами, Владыкой и царицей, у него, должно быть, остался единственный близкий друг. Кто этот друг – нам не говорят: может, друг детства, может, царь познакомился с ним и доверился ему лишь недавно. Им мог стать кто-то обладающий художественными талантами, но лишенный мирских привязанностей. Выскажем гипотезу: может, то был придворный художник, чью семью вырезали гиксосы, после чего он, сломленный, принял от своего господина странный заказ. Смиренный художник обязался (а) расписать стены царской гробницы (это произошло, конечно же, при жизни царя, тот сам выбирал сюжеты) и (б) незамедлительно после смерти Атум-хаду секретно перенести его сюда. За это он получил – что? Чем

он мог прельститься? Золотом? Побегом в компании военного эскорта прочь от гиксосов? Волшебным оберегом? Над этим нужно еще поразмыслить.

Д.: К. П. Я вновь привык спать в кровати, после гробничной затхлости и чада она дарует мне забытое уже облегчение.

Четверг, 14 декабря 1922 года

Д.: Меня вынуждают немедленно собраться и съехать, и никаких больше мягких кроватей. У меня ужасное ощущение, будто я что-то забыл взять с собой, впрочем, ничего необычного в нем нет, и не всегда оно верное. Успокаиваюсь, отпаивая себя мятным чаем в любимой ахве. Почта – пусто. Теперь к кошкам.

Маргарет, сегодняшний день принес несчастье, о котором я даже не могу начать Не могу сдержать слез, хнычу, как ребенок, не могу писать, не могу верить.

Пятница, 15 декабря 1922 года

Но как он понял, что пришел тот самый момент, что все кончено? Может, он просто дрался до последнего и пал в битве? Или же предвидел, в чем-то утраченном разглядел символ всего, что с неизбежностью будет уничтожено позже?

Суббота, 16 декабря 1922 года

Тружусь. Истощенные недра мои!

Воскресенье, 17 декабря 1922 года