Его батальон

В траншейном поединке наступила неопределенная пауза. С бруствера временами слетали разбитые пулями комья земли, и Волошин, оглушенный на правое ухо, не сразу понял, что это стреляли снизу. Оттуда же, ослабленный расстоянием, доносился четкий перестук ДШК, который вел огонь по траншее, очевидно, не давая немцам блокировать блиндаж поверху. Что ж, это была посильная помощь его батальона, и в душе капитана на миг потеплело от благодарности тем, что лежали внизу. «Главное, – думал он, – не дать немцам сунуть гранату в блиндаж, в траншее же пусть рвут сколько угодно».

Повернувшись ровнее, он разрядил пистолет, сунул его за борт шинели, потом, зачерпнув горсть патронов в кармане, принялся торопливо набивать магазин. Но Чернорученко опять полоснул по траншее очередью, и он схватился за пистолет.

– Товарищ комбат, дайте я, – сказал кто-то рядом, и он, оглянувшись, увидел бойца с широко забинтованной головой, который, держа в руках автомат, лез занять его место на входе.

Помедлив, Волошин встал. Боец влез на его место, а капитан спустился на две ступеньки ниже и стал возле двери. В блиндаже, на устланном соломой полу, тесно лежали раненые, в полумраке серели бинты и слабо шевелились бледные лица, в углу кто-то тихо раскачивался в нательной сорочке, остро пахло лекарством. Несколько пар глаз из тесной полутьмы с вопросительным ожиданием уставились на Волошина, и он вдруг ощутил такую беспомощность, какой не ощущал под градом осколков в траншее.

– Ничего! – сказал он в утешение не так им, как больше самому себе. – Будем отбиваться. У кого есть оружие? Давай ближе к выходу.

– Оружие есть. Но что оружие...

– Пока есть оружие, мы – бойцы. Будем держаться.

Ответом ему было трудное, напряженное молчание, кто-то обреченно простонал, и он перевел взгляд на Маркина, который в прежней позе лежал на шинели.

– Черт! Не удалось! – тихо, ни к кому не обращаясь, проговорил Маркин. – Все к чертовой матери!

«Да уж не удалось», – подумал Волошин и, вспомнив комсорга, зашарил по блиндажу взглядом:

– А Круглов здесь? Что с Кругловым?

– Все, нет Круглова, – обернулся на ступеньках Чернорученко. – Вот его автомат. А там сумка, – кивнул он на блиндаж.

Волошин внутренне сжался – значит-таки и Круглов! Еще одного не стало из многих, с кем вместе прошли они весь этот недолгий, но устланный смертями путь батальона... Чья теперь очередь?

Кто-то в наброшенной шинели и с забинтованной рукой, неуверенно ступая между телами, пробрался к двери и передал Чернорученко два снаряженных магазина. Бойца с разрезанным до плеча рукавом, у которого оказалась граната, Волошин посадил возле двери. Но одной гранаты для них было мало.

– Гранат надо больше. У кого еще есть гранаты?

– Вот последняя, – сказал Авдюшкин. – Для сэбе оберегав. Да черт з ей...

Он протянул из угла Ф-1, которую Волошин планкой нацепил себе на ремень возле пряжки. Других гранат у него не осталось. Теперь он снова был готов к бою и, стоя у сырого, из неошкуренной ели косяка, поглядывал в траншею. Рядом на ступеньках, выставив в разные стороны автоматы, сидели Чернорученко и мрачный боец с толсто забинтованной головой.

– Это... Нате вот еще каски, – заботливо передали из блиндажа две немецкие каски. Чернорученко одну насунул поверх шапки, а вторую раненый боец, примерив, зло бросил в траншею.

– Падлой смердит.

Волошин вынул из брючного кармана часы и с удивлением ахнул: было четверть четвертого. А он все думал, что еще утро. Действительно, до вечера осталось совсем немного, хорошо бы дотянуть до вечера. Вслушиваясь одним ухом в громыхание боя, он думал: «А вдруг поднимется батальон?» Если бы он поднялся, может, что-то бы и удалось, пока еще было не поздно. Тогда, может, и они бы тут пригодились.

Но батальон, наверно, уже не имел сил подняться.

Вдруг оба сидящих на ступеньках схватились за автоматы, и одновременно с обеих сторон траншеи слишком знакомо мелькнуло в воздухе. Одна из гранат, прежде чем разорваться, ударилась концом в стенку напротив и отлетела дальше, другая торчком поскакала куда-то по дну траншеи. Как только они рванули, взбив облако пыли, оба автоматчика ударили из своих ППШ, наполнив блиндаж гулким автоматным треском. Волошин, прижимаясь спиной к стене, держал наготове пистолет. Трудно волоча простреленные, без сапог ноги, из угла блиндажа выполз и лег возле входа Авдюшкин. В его сжатой руке блеснула малая саперная лопатка.

– Ах гады! Ну идите, гады! – треща автоматом, исступленно кричал на ступеньках раненый.

Очередного броска гранаты Волошин не успел заметить, возможно, ее перебросили через бруствер, только рядом в траншее вдруг оглушительно грохнуло, пахнув в растворенную дверь блиндажа жарким смрадом взрывчатки, и немецкая каска с головы Чернорученко с железным звоном ударилась о притолоку. На ступеньках, откинувшись навзничь, конвульсивно задергался Чернорученко, выпустив из рук автомат. Волошин подхватил этот забитый песком, горячий еще ППШ и отпрянул к закачавшейся на петлях двери.

– Дверь! Дверь! – закричало в блиндаже несколько голосов. – Держите дверь!