Его благородие

Проводов в ВУК не устраивали. Я там работал без году неделя, меня мало кто знал и моё появление почти никем не было отмечено. Или, наоборот, отмечено и доложено в соответствующие инстанции.

- Ваше высокоблагородие, - попросил меня старший писарь Терентьев, - возьмите меня с собой, лишним там не буду.

- Подожди, Терентьев, - ответил я ему, - дай мне до нового места службы добраться, а там придумаем что-нибудь.

Расторопный ротмистр Сенцов уже нашёл помещение в две комнатки, которые он хотел объединить в одну, чтобы сделать просторный и внушительный кабинет, но я его остановил, сказав, что в просторном кабинете все мысли разбегаются по дальним углам, а я люблю работать в маленьком кабинете. Дальняя комнатка будет моим кабинетом, а в ближней к коридору комнате будет сидеть мой помощник, старший писарь Терентьев Христофор Иванович, работавший со мной в ВУК.

- Ты писульку туда направь о прикомандировании его ко мне, - попросил я Сенцова.

Пока в кабинетах делали ремонт, я заканчивал все дела в ВУК. Затем представился по случаю убытия всем моим начальникам вплоть до начальника ВУК. С генерал-майором Иноземцевым мы условились, что я всегда приду на помощь в составлении заключения по прожектам и буду консультировать по новинкам вооружения и техники, так как считаю, что это не менее важное дело, чем работа чиновника по особым поручениям при премьер-министре Российской империи. С ним же я решил вопрос об откомандировании со мной Терентьева. Этот вопрос тоже решился очень быстро, так как из канцелярии премьера пришла соответствующая бумага.

Новоселье пришлось как раз на день коронации короля Георга Пятого и день нападения на мою родину Гитлера. Нам всю жизнь забивали голову, что именно в этот день началась Вторая мировая война, а до этого всё, что было, это так, игрушки. Однако, именно Сталин открыл Гитлеру путь в Польшу и сам захватил половину страны под предлогом того, чтобы оттянуть время нападения Гитлера на нас. Мол, если бы не Сталин, то Отечественная война началась бы на два года раньше. Да война бы вообще не началась, если бы Сталин топнул ногой, как он топал на своих военачальников, которых группами и поодиночке расстреливали в подвалах ЧэКа и на расстрельных полигонах, понатыканных вокруг столицы и областных центров страны, где так вольно дышит человек.

Пётр Аркадьевич Столыпин тоже посетил мою келью и остался доволен тем, как я обустроился.

- Очень уютно у вас, Олег Васильевич, - сказал он. - Скоро приезжает из Англии ЕИВ с семьёй, и я размышляю, как я ему всё расскажу. Поймёт ли он меня?

- Ваше высокопревосходительство, - начал я, но премьер отмахнулся, - у меня есть имя и отчество и для вас я Пётр Аркадьевич, а вот на людях я для вас Ваше высокопревосходительство.

- Пётр Аркадьевич, - продолжил я, - одна мудрая женщина говорила мне в своё время: если не знаешь, что говорить, то говори правду. Лучше всего, если при разговоре с царской четой будете присутствовать вы, Распутин и я. Представите меня как Ангела. Я подробно расскажу, как начнётся война, как застрелят и утопят в Неве Распутина, как низложат царя и как в доме купца Ипатьева будет расстреляна вся их семья, не пожалеют никого, а драгоценности, спрятанные в платьях великих княжон большевики заберут себе. Думаю, что это их образумит.

- А если это подтолкнёт к кровавому террору, хуже, чем в 1905 году? - спросил Столыпин.

- Тогда, Пётр Аркадьевич, в дело придётся вступать Ангелу, - сказал я.

- Как это и что это будет? - забеспокоился Верховный Правитель.

- Всё будет зависеть от обстоятельств, - сказал я.

Мы помолчали.

- Вы бы хоть закурили, - сказал премьер. - Табачный дым действует отвлекающе.

- У меня есть средство почище дыма, - сказал я и звякнул в колокольчик. Появившемуся в дверях Терентьеву я сказал, - сделай-ка нам, братец Терентьев, по стакану чая с сибирскими травами.

- Слушаюсь, Ваше благородие, - сказал Терентьев и исчез.

- Чего-то это он вас благородием титулует, - сказал Столыпин, - непорядок это.

- Простите, Пётр Аркадьевич, - сказал я. - Мне больше так нравится. Если у человека благородия нет, то никакими титулованиями это не изменишь. При людях он меня правильно титулует, а при виде вас растерялся.

- А вы действительно Ангел? - спросил Столыпин.

- Все мы ангелы по рождению. - сказал я. - Ангелы Божьи знают больше, потому что Книгу судеб читали и судьбу людей знают. И им дано право наставить людей на путь истинный. Только вот никто не знает, какой же путь истинный. И Ангелы этого не знают. Является ли добром проявление милосердия к Каину, убившему своего брата Авеля? Является ли справедливостью отрубание руки человеку, укравшему кусок хлеба, чтобы не умереть с голода? Преступно ли стремление раба к свободе? И однозначного ответа на эти вопросы найти нельзя. Не тот враг, кто тебя столкнул яму, и не тот друг, кто тебя вытащил из ямы. Всё взаимосвязано и цепочка событий может выстроиться так, что никто не сможет предугадать, что получится в итоге.

- А вы знаете, как в России трактуется притча о человеке, упавшем в яму? - спросил Столыпин.