Его благородие

Все словари дают определение, что миг - это очень короткий промежуток времени; мгновение, момент. Однако, момент это - средневековая английская мера времени, равная полутора минутам. Один час это сорок моментов.

Если вам говорят: подождите момент, то вам нужно ждать не менее полутора минут.

Есть и старославянские единицы времени. Начнём с календаря. В календаре век или, как его называли, круг жизни содержит сто сорок четыре Лета. В каждом Лете было девять месяцев и три сезона - Оусень, Весна, Лето. Отсюда и слова пошли - летопись, летоисчисление, сколько вам лет. Ведь никто не спрашивает, сколько вам годов? Все говорят, а сколько вам лет? Итак, Лето - девять месяцев. Месяц - сорок один или сорок дней (в зависимости от того нечётный или чётный месяц). День - шестнадцать часов. Час - сто сорок четыре части. Часть - одна тысяча двести девяносто шесть долей. Доля - семьдесят два мгновения. Мгновение - семьсот шестьдесят мигов. Миг - сто шестьдесят сигов. Слово "сигануть" как раз и пошло отсюда. Сиг - четырнадцать тысяч сантигов. Новые сутки начинались с заходом Солнца. Только у российских пограничников новые пограничные сутки начинаются с заходом солнца, то есть в двадцать часов, как и у прародителей наших. Да и слово сутки есть только в русском языке и в славянских языках. Сутки - это соединение, стык дня и ночи.

Неделя состояла из девяти дней: понедельник, вторник, тритейник, четверг, пятница, шестица, седьмица, осьмица и неделя. Все месяцы начинались в строго определённые дни недели. Например, если первый месяц года начинается во вторник, то и все остальные нечётные месяцы будут начинаться во вторник, а чётные - в седмицу.

Чего-то вспомнилось, когда мы в училище выясняли, почему пограничные сутки начинаются в двадцать часов. Кое-что осталось от календаря и сегодня. Поминовение умершего родственника совершается через неделю (9 дней) и через месяц (40 дней), то есть на девятый и сороковой день.

Я тут подсчитал, что славянский век намного длиннее европейского. В европейском веке 1200 месяцев и 36000 дней, а в славянском веке 1298 месяцев и 51920 дней.

Но чёрт подери, время идёт, а Петровас и Сивковы как сквозь землю провалились. Слежку за собой не наблюдаю. Это не значит, что её нет. Возможно, что за мной ведут наблюдение издалека, отпуская на почтительное расстояние.

Примечание МН

Боже! Оказывается, сколько я не знала про ОВ. Думала, что он там в присутствии с бумагами и чертежами, щёлкает каблуками по паркету, докладывает комиссии, спорит с изобретателями, а у него такая насыщенная и таинственная жизнь, сопряженная с постоянными опасностями.

Запись десятая

Оказывается, что полковник жандармерии Петровас почти одновременно "подбивал клинья" под меня и под Его благородие. Чтобы два агента работали в одной комнате и стучали друг друга, а он потирал руки и радовался тому, какую сложную оперативную комбинацию он провернул. А ведь с подачи Петроваса Его благородие и расколол меня, хотя я всё равно бы открылся ему.

Глава 47

В первый вторник апреля месяца на афишной тумбе справа я увидел чёрный крест. Небольшой крестик на уровне пояса. То есть, рисовавший крест человек не махал руками, выискивая удобное место, а подошёл к тумбе и спокойно рисовал на уровне опущенной руки.

На следующий день я отпросился в Публичную библиотеку и около половины двенадцатого пополудни был в районе обусловленной встречи. Всё было спокойно.

Я зашёл в подворотню и закурил. Мало ли зачем офицер зашёл в подворотню. Прохожих было мало, а в подворотню никто не заходил и не выходил.

По Сивкову можно было проверять время и одет он был в приличное пальто тёмного цвета.

- Вы располагаете временем для встречи? - спросил он. И получив утвердительный ответ предложил поехать на извозчике.

Выйдя на проспект, мы взяли лихача.

- На Гороховую, - сказал Сивков, - дом шестьдесят четыре.

На Гороховой Сивков-младший передал меня Сивкову-старшему, солидному господину, похожему на купца или приказчика, который кивком головы пригласил следовать за ним. Меня привели в комнату, где стоял стол с четырьмя стульями, а ближе к окну стояло бюро с письменными принадлежностями.

- Неужели по вечерам Распутин пишет стихи или мемуары? - подумалось мне.

Минут через пять в комнату вошёл Распутин.

- А ты чего сидишь-то, Ваше благородие? - командным голосом спросил старец, который был лет на пятнадцать старше меня. - Все просители стоя излагают просьбы.

- Садись! - приказал я. - Гордынюшку-то свою не отбросил, как я тебе говорил? Так ведь я могу выполнить своё обещание, - сказал я и наполовину вытащил шашку. - Остальное всё сделает Господь наш.

Распутин плюхнулся на стул и силился вспомнить, почему я с ним так разговариваю.

- У тебя что, память отшибло? - спросил я. - Может тебе напомнить энскую съезжую? Я о чём тебя предупреждал и что я тебе говорил?

- Ангел? - только и сказал Распутин.

- Мозги-то свои не все мадерой повымыл? - спросил я. - Почто ничего не делаешь? Царя с семейством погубить хочешь. Кого-то ты на его место приготовил?