Его большой день

И все же группа распалась. Неожиданно, вдруг. Пара в синей и желтой майках внешне беззаботно переговаривается, и внезапно: «А ну, Юрий, давай!» И молнией вырываются вперед. За ними Газда, Косма, Поппе. Пятеро. Они уходят, просвет между ними и оставшимися двадцать метров, затем тридцать… и все увеличивается и увеличивается. Следом мелькнула советская машина техслужбы. Ярослав прибавил было, однако его сковывает страх — страх перед падением, сдерживает зловещее сверкание асфальта. Теперь бы привстать на седле и жать, жать изо всех сил, но это опасно: велосипед легко теряет устойчивость — и прощай-прости надежда, его большой день, прощай всё. И Ярослав остается во второй группе во главе с Шуром и венгром Медерди; в душе он все же не сдается и верит, что нагонит пятерку, ведь тут с ним Тэве, большой мастер Тэве Шур, не раз доказывавший невозможное. А нагнать не так уж мудрено. Пятерка ушла не очень далеко; дождь перестанет, они ее запросто нагонят. Лучше так, чем в одно мгновенье потерять всё.

Может, и не придется догонять — те сами дождутся их: впятером худо преодолевать непогоду. Тэве явно рассчитывает на последнее — держится он вполне спокойно.

Они проскочили небольшую деревеньку с островерхими кровлями; за деревней разрыв между ним и пятеркой не увеличился. Вон и ливень унимается. Скоро проглянет солнце, обсохнет шоссе, и снова будет порядок.

Ярослав успокоился. Ничего не потеряно, они еще соединятся, наверняка. Вот в лидеры вырвался Рудо и прибавляет скорость. Эх, здорово бы, если б Рудо… Чертовски везет парню! Дело, конечно, не в везенье, прежде всего он, безусловно, умеет ездить, третий раз участвует в велогонке. И на предыдущих этапах держался молодцом, а вчера выбился на шестое место — семижильный, черт. На шестое место, в число лучших! И товарищ он, каких поискать, мировой парень; хорошо, что ему везет. Не сглазить бы — пускай покажет, что и мы не лыком шиты! Но до Праги далеко еще, пройдена всего половина пути.

Неожиданно налетевший дождь так же быстро и кончился. Брызнет лишь то тут, то там — и все. И прекрасно, мы вот-вот сольемся с головной пятеркой. Какого же черта их обгоняют эти олухи на старом шарабане, чего торопятся, мы же сейчас соединимся с ней, вот олухи!

А под колесами снова мелькают белые буквы:

«Мир»…

«Pokój»…

«Friede»…

«Paix»…

«Béke»…

Разрыв явно сокращается, минута-другая — и его не станет. Рудо рвется вперед, да и Ярослав то и дело выходит в лидеры, сейчас надо выложиться до последнего, в большой группе станет легче. Не торопится только Тэве, все еще надеясь, что пятерка выдохнется и сама вернется к ним. Дошлый черт старик Тоне! Тэве, рыцарь шоссейных трасс!

И вдруг… Ярослав, склоненный к рулю, даже не сразу заметил, скорее инстинктивно учуял неладное сзади, какая-то неведомая сила заставила его обернуться, — Рудо поднимался с земли, даже не с шоссе, а с вымощенной камнем бровки. Сердце Ярослава сжалось, будто из него разом выкачали всю кровь. Он тут же спрыгнул наземь и подбежал к Рудольфу. Остальные мчались дальше.

— Рудла, что с тобой?

У Рудольфа страшное лицо. Серое, как эти острые камни, серое и изможденное, губы — одна узкая щелка, тонкий, заострившийся нос.

— Выжали меня на эту дрянь. — Он ткнул ногой в бровку и поднял велосипед. На разбитое колено, ободранное до крови бедро и разорванные трусы он даже не глядит. Он с ужасом смотрит на изувеченный велосипед: переднее колесо спустило, обод смят восьмеркой, трех спиц не хватает, в довершение всего треснула рама.

Ярослава испугал взгляд Рудольфа. В глазах у него ужас, ярость, страх и отчаяние, — все это в одном страшном взгляде. Что же теперь? Если бы хоть техслужба не уехала вперед, если бы хоть она была рядом!

За поворотом уже исчезла и вторая группа, мимо проследовали две машины с корреспондентами, из одной любопытным стеклянным глазом сверкнула кинокамера.

Рудо в ярости грохнул велосипедом оземь. Яростно и бессильно.

— Езжай дальше, ты-то чего стоишь! — подтолкнул он Ярослава.

Но Ярослав не двигается с места. Стоит, как придорожная тумба. В голове у него проносятся странные мысли. Это что же — он поедет, а Рудо останется? Что он сделает один, сосунок, как догонит? Предположим, и догонит, а что из этого? Его же не пустят вперед, ни черта он не докажет. Если и смог чего добиться, что его место по сравнению с шестым Рудольфа? Пускай уж Рудольф удержит свое шестое, у него больше шансов, к тому ж он опытней, матадор!.. Ярослав мысленно уже передает Рудольфу свой «фаворит», но что-то удерживает его, не пускает: ведь сегодня его большой день, рукой подать до места повыше! Что скажут на фабрике, что скажут ребята из бригады? В самом деле, что скажут, когда он вернется домой?.. Высмеют, это уж точно… Ярослава передернуло, будто под ледяным душем. Что скажут?.. А что скажут, если он бросит Рудольфа на дороге, ни черта не добьется и все испортит?!

— Ну же! — сердито и с болью в голосе цедит Рудо. — Не догонишь ведь!

— На, бери! — Ярослав протянул ему свой велосипед, своего «фаворита». — У тебя шансы получше моих.