Его единственная любовь

– Я о нем позабочусь, – ворчливо согласилась Дора. – Как о своем собственном. – Она перевела взгляд со спящего младенца на Лейтис. – Твоя семья не одобрила бы этого, Лейтис, – сказала она щурясь. Это было ее последнее предупреждение с целью уязвить девушку побольнее.

Лейтис глубоко вздохнула, призывая на помощь всю свою отвагу и жалея, что она не так тверда, как хотелось бы.

– Хемиш и есть моя семья, Дора, – ответила она тихо и с вымученной улыбкой вышла.

Патриция Энн Лэндерс, графиня Шербурн, сидела подле своего мужа, и его рука покоилась в ее нежных и теплых ладонях.

Спальня была затенена плотными шторами, чтобы спастись от жарких лучей послеполуденного солнца. День был погожим, ясным, и на небе не было и намека на облачко – оно сияло яркой синевой. Слабый ветерок, напоенный пьянящим ароматом цветов, покачивал покрытые густой и пышной листвой ветви деревьев и кустарников.

Она приказала отдернуть шторы и открыть окна, чтобы Джералд в последний раз мог насладиться видом Брэндидж-Холла в летнее время. Но этот день должен быть мрачным и дождливым, пронизанным холодными ветрами, потому что ее муж лежал на смертном одре.

Поместье Шербурн было прелестным уголком благодаря любви Джералда к древностям. И эта комната всю его жизнь оставалась неизменной, ревниво охраняемой реликвией, данью тем дням, которые он прожил здесь со своей первой женой, Мойрой.

Стены были обиты бургундским шелком, лепные карнизы цвета слоновой кости оттеняли потолок. Пол был цвета жареных каштанов и так хорошо отполирован, что в нем отражались изящно выгнутые ножки французской мебели. Хрупкий столик, богато инкрустированный, находился в одном углу комнаты, а платяной шкаф, увенчанный резной доской с изображением цветов, стоял напротив. Постель Джералда с балдахином, укрепленным на мощных столбах, с высоким изголовьем была главным предметом обстановка.

Стену у постели украшала картина, которую муж Патриции приобрел во время последней поездки на континент: ряд серых мрачных ступеней вел к берегу реки. Вероятно, этот пейзаж имел особое значение для Джералда, но сам он никогда не говорил об этом, а она не спрашивала. Некоторые вещи были для них запретной темой, не подлежащей обсуждению.

Как, например, портрет над каминной полкой.

Она взглянула на него, уже не впервые за последние несколько часов. В первые годы брака с Джералдом она не возражала против присутствия здесь этого портрета, потому что согласилась выйти замуж скорее из деловых и денежных соображений, чем по любви. Его поместье граничило с землями ее отца, а его богатство значительно превосходило те незначительные средства, что хранились в шкатулках ее семьи и быстро иссякали.

Но брак, в который она вступила по расчету, за долгие годы их совместной жизни стал счастливым, во всяком случае, для нее.

Однако Джералд вечно отсутствовал и твердо отстаивал свое право вести активный и подвижный образ жизни. Он предпочитал несколько месяцев в году проводить в Лондоне или в другом своем имении для смены впечатлений. Словно желая заставить ее примириться, с его частым отсутствием, он был очень щедр, оставлял ей много денег и приветствовал ее траты и деятельность, которые могли доставить ей удовольствие. Как будто деньги могли заменить ей мужа, любви которого она жаждала. Но если уж он не мог любить ее, то дал ей по крайней мере сына Дэвида, который стал отрадой ее сердца.

Дыхание Джералда становилось все более хриплым, и в комнату внесли еще несколько горшочков с камфарой и поставили ему на грудь горчичный пластырь. Но он сорвал его, пожаловавшись на жжение. Болезнь навалилась на него внезапно и так стремительно, что Патриция не успела подготовиться к такому печальному исходу.

– Тебе надо поспать, любовь моя. – Она встала и запечатлела поцелуй у него на лбу. Лоб был влажным и холодным, словно кризис миновал. Взяв со стола салфетку, она нежно отерла его лицо. – Когда ты отдохнешь, я позову Дэвида.

Джералд открыл глаза и медленно повернул голову. Его улыбка была слабой и легкой, как тень. Патриция нежно приложила ладонь к его щеке. По восковому цвету лица она могла судить, что времени осталось мало.

– Отдохни, Джералд, – сказала она нежно.

– Алек, – прошептал он. Это имя прозвучало тихо, как вздох.

– Я послала бы ему весточку, Джералд, но не знаю куда. Он слабо покачал головой.

– Поздно, – прохрипел он, и попытка заговорить отняла у него последние силы. – Скажи ему...

– ...что ты его любишь, – перебила она. – Что ты всегда гордился им.

Он слабо кивнул.

Чуть позже он заговорил снова. Она низко склонилась над ним, чтобы услышать.

– Скажи ему, чтобы позаботился о Дэвиде, – прошептал он.

Она кивнула и прижала пальцы к его холодным губам.

– Я все сделаю, – сказала она, стараясь успокоить мужа.

Алек вовсе не обязан заботиться о своем единокровном брате. Единственным наследником состояния Шербурнов был старший сын, Алек. Что же касается второго сына, то по законам Англии он должен сам пробиваться в жизни.

Патриция снова бросила взгляд на портрет. Даже теперь она не могла возненавидеть изображенную на нем женщину, но завидовала ей.