Его единственная любовь

Его войска могли провести весь день в грязи болот, но перед сном им выделялось время на то, чтобы почистить оружие, надраить бляхи и до блеска начистить сапоги. За годы службы Алек усвоил, что дисциплина создает идеальных солдат. Поэтому его солдатам приходилось больше думать об утренней поверке, а не о том, как уцелеть в предстоящей битве.

– Вшей? – ответил Седжуик вопросом на вопрос.

– Люди обтираются водой с уксусом? – спросил Алек. – Если нет, следует начать это немедленно.

Седжуик нахмурился и промолчал.

– Завтра утром после поверки я хочу встретиться с вашими командирами, – сказал Алек, когда они выходили через узкий проход к передней стене форта.

– Командирами, сэр?

– У вас есть возражения, Седжуик? – спросил Алек нетерпеливо, бросая взгляд через плечо.

– Мне не требуются помощники, сэр, – упрямо возразил Седжуик. – Я взял на себя все командные функции.

– Но это не лучший способ управлять большим числом людей, майор, – резко возразил Алек. Он повернулся к Харрисону, спокойно следовавшему за ним. – Завтра утром нужно провести общий сбор, – сказал он.

Адъютант кивнул.

– Давайте решим вопрос насчет пушек, майор, – продолжал Алек, стремясь поскорее окончить проверку и избавиться от общества майора.

Часом позже он оставил Седжуика лелеять свою обиду и с чувством радости и облегчения вернулся в Гилмур. Там он снял мундир и аккуратно повесил его на гвоздь возле двери. В комнате не было платяного шкафа, ничего похожего на привычный комфорт его английского дома. Но ведь он не был там много лет. Странно, что возвращение в Шотландию пробудило в нем тоску по привычным вещам, которые он когда-то с пренебрежением отвергал. Возможно, дело не в Шотландии, а в том, что он просто устал от войны и бивуачной жизни. Но до последнего времени он не чувствовал, насколько устал.

Он подошел к камину и уставился на холодный пепел. Как долго его предки жили здесь? Сколько лет?

Денщик Дональд уже перенес в комнату его вещи. В дополнение к походному сундучку здесь появились круглый стол и два стула, а пол был чисто подметен. Покрывало и матрас были заменены новыми. Кроме того, Дональд поставил на каминную полку два фонаря и множество коротких неуклюжих огарков, а также водрузил одну толстую свечу посреди стола. Все это говорило о том, что эта комната обитаема.

Алек сел за стол, открыл свой сундучок и извлек из него карты. Его сознание взрослого человека восстанавливало в подробностях то, что не запечатлелось в его детской памяти. Он разделил всю подконтрольную территорию на квадраты и составил расписание смены патрулей. Уже завтра он сможет оценить, насколько распространен мятеж в этой части Шотландии. Откровенно говоря, он сомневался, что после столь серьезного поражения горцы посмеют снова бросить вызов Англии.

Покончив с этим делом, он принялся составлять рапорт генералу Уэсткотту, своему непосредственному начальнику. Он облекал свои первые впечатления в тщательно отточенные фразы, а также высказывал свое мнение о необходимости изменить стиль командования. Но ни словом не обмолвился ни о пожаре, ни о майоре Седжуике, ни о том, что, по его мнению, тот вообще не способен командовать. После одного лишь дня наблюдений такую критику сочли бы слишком поспешной и необоснованной.

Но майор ударил Лейтис, а этого Алек не мог ни забыть, ни простить.

Он откинулся на спинку стула и отдался самым свежим воспоминаниям о ней. Ее внешность была слишком яркой и живой, чтобы ее по достоинству оценили в Англии, где предпочитали томную бледность. Но для этой страны крутых скал, острых утесов и волнистых лощин она была хороша. Она оказалась выше, чем он ожидал, стройной и даже хрупкой.

Какой была ее жизнь после того, как карета унесла его домой, в Англию? Эти мысли, почти ребяческие, появились неожиданно для Алека, будто вырвались из шкатулки, где тщательно хранились все эти годы.

«Я Йен. – Он не мог ей этого сказать. – Я тот мальчик, которого ты знала много лет назад». Время изменило их обоих.

Он снова попытался сосредоточиться на своем отчете, с трудом изгнав из памяти лицо Лейтис.

Он запечатал донесение и оставил его на столе для передачи гонцу. Ему по чину полагался курьер в любое время, когда бы он ни понадобился. Когда Алек был лейтенантом, такого не было. Однако его переписка с семьей заглохла и сошла на нет много лет назад. Теперь он не мог и припомнить почему. Просто у него вошло в привычку не писать домой. Это отсутствие внимания к близким, вероятно, объяснялось тем, что он много лет не видел никого из родни.

После смерти его матери отец так и не оправился и не стал прежним. Граф Шербурн, некогда неудержимый весельчак, любивший самозабвенно скакать верхом рядом с сыном или показывать ему удачные места для рыбалки на реке Брай, перестал существовать. Человек, занявший его место, был мрачен и суров и не тратил время на простые удовольствия.

Он женился снова, на женщине, которая была нежна и добра к нему. Патриция, как помнилось Алеку, вставала на его сторону, когда он хотел чего-нибудь добиться от отца.