Его грех (СИ)

Однажды десять негритят уселись пообедать.

Один из них закашлялся — и их осталось девять.

Одного я настиг в кафе за обедом в Лютном переулке. Куриная косточка ещё долго торчала у него из горла, пока это не заметила официантка.

Однажды девять негритят уснули очень поздно.

Один из них так и не встал — и их осталось восемь.

Второго я задушил подушкой во сне, правда, перед этим основательно покопавшись у него в мозгах, чтобы выяснить, что он знает про остальных. Делая это, я сознательно игнорировал воспоминания об убийстве Гермионы, хотя образ её объятого пламенем силуэта навечно отпечатался в моём сознании.

Потом восьмерка негритят по Девону бродила.

Один остался там совсем — и их теперь уж семь.

Третьего я долго пытал в переулке, пока он не выдал недостающие имена. Думаю, люди долго будут вспоминать тот страшный крик, разорвавший сонную тишину ночных улиц.

Все семь весёлых негритят по тросточке купили.

Один взмахнул — неловкий жест — и вот их стало шесть.

Четвёртый был проткнут кочергой, которой на тот момент лупил своего домовика.

Теперь шестёрка негритят на пасеку взобрались.

Но одного ужалил шмель — и пятеро осталось.

Режущее прямо по шее настигло пятого ублюдка. Он вряд ли ожидал чего-то подобного, пока трахал магловскую шлюху.

Пять самых строгих негритят суровый суд вершили.

Приговорили одного — и стало их четыре.

Я с упоением наблюдал за ссорой, а потом и дракой двух оборотней. Один из них погиб в этой драке. Предметом спора, кстати, стал фальшивый медальон Салазара Слизерина.

И вот четвёрка негритят пошла плескаться в море.

Попался на крючок один — и их осталось трое.

Не стоит купаться там, где я отдыхаю. Впрочем, я ведь сам пришёл на тот берег, где любил купаться седьмой.

Явилось трое в зоопарк, медведь гулял на воле.

Прихлопнул лапой одного — их осталось двое.

Драка в баре Лютного переулка не могла закончиться удачно для восьмого Пожирателя смерти. В поднявшейся суматохе вспороть ножом его брюхо оказалось совсем нетрудно.

Два негритёнка вслед за тем на солнышке лежали.

Внезапно выстрел прогремел — и одного не стало.

Я оказался буквально в немом шоке, когда лично увидел, насколько просто и легко убить человека огнестрельным оружием. Плевать, насколько сильный ты маг и насколько чиста твоя кровь. Если ты не готов получить пулю, ты мёртв. Чёрт, почему мы просто не пристрелили Волдеморта?

И вот один, совсем один. Тоскою сердце сжало.

Пошёл повесился и он. И никого не стало.

Прознав про то, что их десятку истребляют одного за другим, последний хотел сбежать, но был символично убит грабителем в одной из стран дикой Африки.

Я знаю, что, по сути, никто из них не был виноват в её смерти. Виноват только я. Я, который порой забывал о существовании Гермионы. Какой же я был задницей за эти семь лет! Я так часто предавал её, так часто совершал неверный выбор.

Я так ни разу не станцевал с ней на балу. Я даже не узнал, как зовут её родителей. Я ведь почти ничего о ней не знал! Теперь же я по крупицам восстанавливал пробелы её образа с помощью Омута Памяти.

После каждого сеанса меня выворачивало наизнанку от мысли, что я больше никогда не смогу увидеть её вживую. Никогда не смогу прикоснуться к ней.

Я начал потихоньку сходить с ума. И подменять воспоминания. Да, я научился делать и это. Теперь каждый вечер я смотрел, как занимаюсь любовью с Гермионой. Как ласкаю её грудь с нежными, розовыми сосками. Я видел их лишь однажды. Но в тот момент, в палатке, мы быстро переодевались и я практически не обратил на внимания, занятый иными проблемами. Идиот.

Я бесчисленное количество раз вбивался в кулак, пока мой призрачный двойник пронзал призрачную, сотканную из фантазий Гермиону. Я хотел стать им. Быть там. Но невозможность этого приносила в мою гнилую жизнь ещё больше отчаяния.

Так жить нельзя. Мне жить нельзя. Без неё. Без нас. Только она стала смыслом моего существования, но я слишком поздно это понял.

Чувствую, как горячие слезы катятся из глаз. Я надеюсь, что скоро окажусь рядом с ней и буду вымаливать прощение. За невнимание, за тупость, за предательство…

Я не стал восстанавливать память её родителям, на которых сейчас смотрел.

Вон они, прогуливаются вдоль океана, даже не подозревая о страшном поступке, который я совершил. Месяц назад я помог им излечить бесплодие и оставил им всё своё состояние, надеясь, что это хоть как-то залечит их несуществующие раны.

Поднявшись на ноги, я переместился порт-ключом в гостиную дома на площади Гриммо. Поднялся наверх и увидел там отражение своей души — ничего светлого, лишь запустение и грязь, скопившаяся в покрытых мраком углах. Зашёл в комнату Сириуса и вспомнил, как меня рвало на части после его смерти, и как то горе стёрлось, поблекло после новых потерь.