Эго и архетип

Я употребляю здесь слово «смысл» в специальном значении. Вообще говоря, можно выделить два различных варианта использования этого слова. Чаще всего оно относится к абстрактному, объективному знанию, которое передается с помощью знака или изображения. Так, например, слово «лошадь» обозначает определенный вид четвероногих животных, красный свет светофора означает остановку. Это абстрактный, объективный смысл, который передается с помощью знаков. В то же время существует и другой вид смысла, а именно субъективный, живой смысл, который относится не к абстрактному знанию, а к психологическому состоянию, способному утверждать жизнь. Именно этот смысл мы используем, когда описываем глубоко волнующее переживание как нечто значимое. Такое переживание не несет абстрактный смысл, по крайней мере не в первую очередь. Напротив, оно передает живой смысл, который имеет аффективную окраску и органично связывает нас с жизнью в целом.

Сновидения, мифы и произведения искусства способны передавать это значение субъективного, живого смысла, который совершенно отличается от объективного, абстрактного смысла. Неразличение этих двух различных употреблений слова «смысл» приводит к постановке вопроса «В чем смысл жизни?», на который невозможно ответить, потому что здесь спутаны объективный, абстрактный смысл и субъективный, живой смысл. Этому вопросу можно дать более субъективную формулировку: «В чем состоит смысл моей жизни?» — и тогда у него появляется возможность обрести ответ.

Проблема смысла жизни тесно связана с ощущением собственной идентичности. Вопрос «В чем состоит смысл моей жизни?» почти полностью совпадает с вопросом «Кто я такой?». Несомненно, последний вопрос имеет субъективный характер. Адекватный ответ можно получить только изнутри. Поэтому мы говорим: смысл обретается в субъективности. Но кто ценит субъективность? Когда мы употребляем слово «субъективный», то нередко подразумеваем нечто, что касается только одного человека и не имеет ценности для других. С начала упадка религии у нас отсутствует адекватная коллективная поддержка интровертной, субъективной жизни.

Все имеющиеся течения имеют противоположную направленность. Различные средства воздействия западного общества незаметно побуждают человека искать смысл жизни во внешнем, в объективности. Независимо от того, что составляет цель (государство, корпоративная организация, материальное благополучие или получение объективных научных знаний), поиск смысла человеческой жизни неизменно осуществляется там, где его нет, — во внешнем, в объективности. Единственная, особая, неповторимая субъективность человека, составляющая подлинный источник смысла человеческой жизни и не поддающаяся объективной статистической оценке, оказывается тем презренным камнем, который был отвергнут строителем нашего современного мировоззрения.

Даже большинство психиатров, которым положено лучше других разбираться в проблеме, содействуют укреплению доминирующей установки, при которой умаляется значение субъективности. Несколько лет назад я познакомил группу психиатров с работой о функции символов. Затем один из участников дискуссии высказал замечание по поводу этой работы. Главное его возражение состояло в том, что я охарактеризовал символ так, словно он представляет собой нечто реальное, почти живое. Я действительно дал такую характеристику символу. Это замечание отражает общее отношение к психике и к субъективности. Принято считать, что у психики нет собственной реальности. Субъективные образы и символы рассматриваются лишь как отражения окружающей обстановки человека и его межличностных отношений или лишь как осуществление инстинктивных желаний. Г. С. Салливан высказал крайнюю точку зрения: идея неповторимой, индивидуальной личности есть заблуждение! Таким образом, знаменитый психиатр невольно становится еще одним сторонником коллективистской, массовой психологии.

Современный человек крайне нуждается в открытии реальности и ценности внутреннего, субъективного мира психики, в открытии символической жизни. По этому поводу Юнг говорит следующее: