Его и ее

Я был в морге сотни раз — когда жил в Лондоне, это было рутинной частью моей работы, — но с тех пор прошло какое-то время, и это особый случай. Не переставая думаю о прошлом вечере и о том, как оставил Рейчел. Случившееся произошло не по моей вине, но сомневаюсь, что другие люди подумали бы так, если бы узнали правду.

Заставляю себя войти в здание, стараясь не давиться от запаха, который в моем представлении страшнее, чем по ощущениям. При виде тела Рейчел на металлическом столе мне приходится закрыть нос и рот. Если бы в помещении не было других людей, я бы закрыл и глаза, но на меня своим характерным пристальным взглядом смотрит Прийя. Она относится ко мне как к своему боссу, и иногда мне кажется — это все, но бывают такие моменты, как сейчас, когда я не могу не думать о том, что это нечто большее. Я никогда не реагирую. Ее нельзя назвать непривлекательной и все такое, но у меня никогда не получалось успешно совмещать приятное с полезным.

Игнорируя взгляд Прийи, снова обращаю внимание на Рейчел. В лесу, когда она еще была полностью одета и лежала среди листьев, как современная Спящая красавица, все было не так плохо. Но видеть ее обнаженной на серебряной пластине и разрезанной, как животное, — это уже чересчур. Я бы не хотел запомнить ее такой, но, наверное, уже никогда не смогу забыть этот образ. Наряду с запахом. По крайней мере, ее глаза теперь закрыты.

— Вам понадобится ведро? — спрашивает мужчина, которого я раньше не встречал.

Исходя из того, где я нахожусь, и, судя по внешнему виду мужчины, это скорее всего патологоанатом. Но я считаю, что всегда лучше знать наверняка, с кем разговариваешь.

— Главный инспектор сыскной полиции, — представляюсь я, — и спасибо за предложение, но я в полном порядке.

Он смотрит на мою протянутую руку, но не пожимает ее. Мне кажется, что он ведет себя грубо, пока не замечаю, что его перчатки все в крови.

Мужчина похож на проволочную вешалку — худой и скрученный, как будто его немного перекосило, и в то же время чувствую, что у него могут быть острые края, если с ним неправильно обращаться. Кустистые седые брови изо всех сил стараются пересечь его тяжело очерченный лоб, словно давно потерянные друзья, которые подерутся, когда в конце концов встретятся на середине. Черные волосы у него на голове не тронуты сединой, словно забыли состариться вместе с волосами на его лице. Он улыбается только глазами, но не ртом, и кажется мне излишне взволнованным оттого, что ему есть чем заняться. Я замечаю пятна крови на его фартуке и отворачиваюсь.

— Доктор Джим Левелл, приятно познакомиться, — говорит он, хотя по его интонации этого не скажешь. — Она умерла от колотых ран.

Если ничего лучше он не скажет, боюсь, я зря сюда приехал.

Его небрежный тон не свидетельствует о профессионализме — даже с моей точки зрения, — но ведь это первое убийство, с которым я имею дело с тех пор, как вернулся в этот тихий провинциальный уголок, так что, возможно, у него нет практики. Независимо от этого я уже решил, что он мне не нравится. Глядя на выражение его лица, делаю вывод — это взаимно.

— Что вы думаете по поводу оружия? — спрашиваю я.

— Лезвие довольно короткое, возможно, кухонный нож. От одного-двух ударов она осталась бы в живых, но ей нанесли свыше сорока ран почти одинаковой глубины — вся грудь исколота, — а это значит…

— Что она умерла не сразу? — заканчиваю предложение, которое ему закончить не удалось.

— Нет, я очень сильно в этом сомневаюсь. Она умерла не от ран, а от потери крови. Это происходило довольно… долго.

Прийя смотрит в пол, но патологоанатом, похоже, не замечает или не придает этому значения, и продолжает рассказывать о своих находках.

— Думаю, убийца отрезал ногти у жертвы на месте преступления и, наверное, забрал их с собой. В качестве сувенира. Или, если ей удалось его оцарапать, он, полагаю, забеспокоился о том, что может находиться под ногтями. Я взял мазки, но подозреваю, что он был в перчатках. Не сомневаюсь, что все было спланировано.

Я мысленно вижу коробочку из-под тик-така, набитую отрезанными ногтями, которую нашел в своей машине.

Мне надо от нее избавиться.

— Вы говорите об убийце как о мужчине… — начинаю я.

— Мы нашли сперму.

Конечно, он нашел, и конечно, мою.

— Есть что-то новое о машине жертвы? — спрашиваю я, повернувшись к Прийе.

Мне нужно отдохнуть от патологоанатома.

— Нет, сэр, — отвечает она.

Я знаю, что «Ауди ТТ» Рейчел прошлым вечером была на стоянке при въезде в лес, она припарковалась рядом с моей машиной. Но больше никто об этом не знает, и сейчас ее машины наверняка там нет. Я не свожу глаз с Прийи.

— Нам все-таки удалось найти отпечатки шин, которые можно использовать?

— Нет, сэр. Дождь смыл почти все. То, что мы нашли, оказалось транспортом, принадлежащим прессе, или… нам.

— В смысле?

— Например, мы нашли следы от вашей машины.

— Я же говорил вам, что надо было оцепить стоянку. Но не надо себя за это корить. Нельзя предусмотреть всего, а те, кто притворяются, что могут, на самом деле знают даже меньше, чем все остальные.

Прийя выглядит менее смущенной, чем я мог бы предположить.