Его и ее

Когда я въезжаю в переулок, коттедж полностью погружен во тьму, что меня радует: после такого дня, как сегодня, по возвращении домой мне меньше всего нужен допрос. Как можно тише открываю входную дверь, стараясь никого не разбудить, но скоро становится ясно, что нечего было беспокоиться. Хотя свет выключен, работает телевизор, и, войдя в гостиную, я вижу, что Зои смотрит новости, где показывают мою бывшую жену. Проезжая сейчас через лес, я заметил, что все СМИ уже упаковали свое оборудование и уехали на ночь, так что это точно не прямой эфир. Это просто повторение ее предыдущего репортажа, но все равно странно видеть Анну в моем доме.

— Что тут, черт возьми, происходит? — спрашивает Зои, не поднимая глаз.

Весь день она посылала мне эсэмэс и звонила, но у меня не было ни времени, ни желания ответить ей.

— Если ты смотрела телевизор, думаю, уже знаешь, — отвечаю я и не могу сдержать вздоха.

— Одну из моих лучших подруг убивают, и ты не собирался мне об этом рассказывать?

— Ты не дружила с Рейчел Хопкинс с тех пор, как окончила школу. Ты вообще не разговаривала с ней лет двадцать. — Лицо Зои искажает довольно безобразная гримаса — смесь гнева и боли, но сегодня вечером я не намерен терпеть ее истерики. — Не все вертится вокруг тебя, Зои. У меня был по-настоящему длинный день, и ты знаешь, что я не могу говорить о своей работе, так что, пожалуйста, не спрашивай.

Я никогда не хотел грузить ее своими проблемами.

— Ты ошибаешься. Мы с Рейчел говорили сравнительно недавно, — произносит она, выключая телевизор. Затем осматривает меня с головы до пят, словно проводит официальную оценку и дает отрицательное заключение. — Почему твоя бывшая жена делает здесь репортаж об убийстве твоей последней подруги?

Я слишком шокирован и не могу найти подходящий ответ, поскольку понятия не имел, что сестра знала — я спал с Рейчел. Я думал, никто не знает. Хотя не исключено, что она не знает наверняка.

— Не понимаю, что ты имеешь в виду…

— Хватит молоть чепуху, Джек. Я знаю, что последние месяцы ты с ней трахался, бог его знает, почему именно с ней! Ты был с ней вчера вечером?

Я молчу.

— Был? Говори!

— Ты мне не жена, Зои. И не мать.

— Я твоя сестра и поэтому спрашиваю: ты был с Рейчел вчера вечером?

— Ты спрашиваешь меня, имею ли я к этому какое-то отношение?

Она качает головой и начинает поправлять на диване подушки из искусственного меха, что делает всегда, когда очень взволнована. Она шьет их сама — чехлы для подушек — и продает в сети. Это очень далеко от работы дизайнера, о которой она мечтала в дни нашей молодости.

Я замечаю, что сестра снова покрасила волосы в ярко-рыжий цвет, наверное, воспользовавшись одним из наборов «Сделай сам», которые она так любит. Она не прокрасила прядь светлых волос на затылке — это оттенок прошлого месяца. Ее розовая пижама больше бы подошла моей двухгодовалой племяннице наверху, чем ее тридцатишестилетней матери, но я держу свое мнение при себе.

— Когда я разрешила тебе пожить с нами после развода, то имела в виду несколько недель, а не несколько лет… — говорит она, не поднимая глаз.

— А как бы ты тогда платила по закладной?

Я перебрался к сестре, когда съехал с квартиры, в которой жил вместе с Анной.

Этот дом принадлежал нашим родителям, пока они не умерли, и я считал, что имею такое же право жить здесь, как и Зои. Во-первых, она не имела никакого представления о налоге на наследство, что означало перезалог дома для его сохранения. Во-вторых, наши родители умерли довольно внезапно. К моему ужасу и к удивлению Зои, они не оставили завещания. Хотя наши родители при жизни были очень организованными людьми, их смерть оказалась совершенно незапланированной. По крайней мере, ими.

Я позволил сестре относиться к этому дому как к своему только по одной причине: у нее была дочь. Им нужен был дом гораздо больше, чем мне, и кроме того, у меня тогда на самом деле не было никакого желания возвращаться в этот город. Как и моя бывшая, я лучше оставлю прошлое там, где ему положено находиться.

Зои проносится мимо меня и выскакивает из комнаты. Судя по ее виду и запаху, она сегодня не мылась и не переодевалась. Снова. У моей сестры нет постоянной работы. Она говорит, что не может никуда устроиться, но, возможно, это потому, что вот уже лет десять не утруждает себя поисками. Она полагается на чехлы для подушек, пособие и продажу имущества наших умерших родителей на ибэй — что, как она думает, мне неизвестно — и настаивает: быть родителем — значит иметь полную занятость, хотя сама ведет себя как мать на полставки.

Я иду вслед за ней на кухню. Затем наблюдаю, как она долго, гораздо дольше, чем нужно, моет в раковине одну-единственную чашку. Замечаю, что нигде нет ни единого пятнышка — вообще-то Зои редко делает уборку, независимо от того, опечалена она или нет, — и все на своих местах, за исключением ножа из набора из нержавеющей стали на разделочном столе. Я заметил, что сегодня утром его тоже не было.

— Как ты узнала о Рейчел? — спрашиваю я.