Его кровавый проект

— Не могу вообразить, что у Бога нет дел поважнее, кроме как испытывать нас, — сказал я.

Флора очень серьезно посмотрела на меня.

— Тогда почему же случаются такие вещи? — спросила она.

— Какие вещи? — спросил я.

— Плохие.

— Священник сказал бы — в наказание за наши грехи.

— А что сказал бы ты?

Мгновение я колебался, потом ответил:

— Я сказал бы, что такое случается без причины.

Флору, похоже, не очень смутили мои слова, и это меня подбодрило.

— Не думаю, что Бог сильно интересуется мной или, если уж на то пошло, кем-нибудь из нас, — продолжал я.

Флора сказала, что я не должен так говорить, — но, насколько я понял, не потому, что была со мной не согласна, а потому что не годилось высказывать такие мысли вслух.

— Может быть, Бог — всего лишь байка вроде тех, какие обычно рассказывал нам в школе мистер Гиллис, — сказал я, краешком глаза поглядывая на Флору.

Ветер сдул ей на лоб прядь волос, и она подняла руку, чтобы заправить ее за ухо. Дальше мы шли уже молча; Флора смотрела прямо перед собой.

Когда мы добрались до Ард-Даба, Флора взяла у меня корзинку и сунула голову в дверь дома Луковицы. На пороге появилась согбенная старуха. Ее шея была так искривлена, что ей приходилось поворачивать голову вбок, как курице, чтобы прищуриться на наши лица.

Стоял теплый вечер, и в доме ревел добрый огонь, но она носила толстое пальто, застегнутое до самой шеи и для полноты меры подвязанное на талии куском веревки. Старуха вроде бы обрадовалась при виде Флоры и пригласила ее в дом. Флора сказала, что принесла ей яйца, и протянула корзинку.

— А это кто с тобой? — спросила старуха.

— Сын Джона Черного, — ответила Флора.

— У него есть имя? — Голос старухи был резким, как голос чайки.

— Это Родди, — ответила Флора.

Луковица несколько мгновений вглядывалась в меня, а после сказала, что ей жаль, что моя мать умерла, хотя с тех пор и прошло больше года. Она взяла у Флоры корзину и исчезла в дымном полумраке своего дома. Пока мы ждали, Флора тихо замурлыкала себе под нос песню, и это напомнило мне, как моя мама пела в полях. Старуха вернулась с пустой корзиной и поблагодарила Флору за яйца.

На обратном пути в Калдуи я предложил снова понести корзинку, но Флора объяснила, что корзинка вовсе не была тяжелой — просто ей хотелось, чтобы я ей помог.

Во всяком случае, теперь, избавившись от яиц, мы стали разговаривать более непринужденно. Флора сделала несколько пренебрежительных замечаний о том, как пахнет миссис Маклауд, а я сказал, что моему отцу не нравятся обитатели Ард-Даба, потому что они грязные и едят моллюсков. Флора весело засмеялась, услышав это. Отсмеявшись, она сказала:

— Иногда я думаю, что твой отец не такой, как остальные.

— Он и вправду не такой, — ответил я, согнулся и изобразил, как отец прихрамывает со своей палкой. — Не сомневайся, что грехи твои тебя найдут, — пробормотал я, помахивая согнутым пальцем перед лицом Флоры. — Ты на пути к вечному огню, юная леди!

Она остановилась на дороге и приложила свободную руку ко рту, чтобы скрыть смех. Потом я выпрямился — мне внезапно стало стыдно, что я вот так потешаюсь над отцом.

— Изобрази снова, — сказала она.

Но я почувствовал себя глупо и снова зашагал по дороге.

Когда мы добрались до развилки, где встретились, я велел Флоре идти по дороге дальше, чтобы нас не заметили вместе. Она не запротестовала.

Несколько мгновений мы стояли, глядя друг на друга. Потом Флора сказала, что мы сможем увидеться снова в какой-нибудь другой вечер, повернулась и пошла по тропе, размахивая пустой корзинкой.

А я зашагал по дороге и забрался на ограду в конце нашего участка, чувствуя себя так легко, будто у меня совершенно внезапно забрали корзину торфа.

Идя через наши чахлые посевы, я увидел, как Джетта торопится по тропе от дома Лаклана Брода — на ее голову был накинут шарф, она горбилась, как вдова. Я невольно задумался, какое дело привело ее в тот конец деревни, и задержался возле дома, чтобы подождать ее, но сестра поспешила мимо, даже не взглянув на меня.

Отец сидел на своем стуле у окна и курил вечернюю трубку. Я не сомневался, что он спросит, где я был, и, само собой, он так и сделал. Его стул был слегка отклонен от окна, чтобы лучик света освещал книгу, и, поскольку отец запросто мог увидеть, как мы с Флорой расстались на развилке, я напрямик сказал, что ходил с Флорой Брод на Ард-Даб, чтобы отнести туда яйца. Отец спросил, кому предназначались яйца. Я не видел разницы кому, но рассказал и об этом тоже. Он никак не отозвался на мои слова — значит, он уже прекрасно знал, где я был, и спрашивал только для того, чтобы проверить, скажу ли я правду. Затем отец пару раз затянулся трубкой.

Джетта взяла свое вязание и сделала вид, будто не обращает внимания на наш разговор.

Меня оскорбило, что мне учиняют такой допрос, хотя Джетту ни о чем подобном не спросили.