Его Кукла (СИ)

Я останавливаюсь, едва переступив порог столовой, и игриво машу рукой. Однако двуликий никак не реагирует и, по-моему, вообще не замечает моего присутствия.

Мысленно добавляю в свой личный список странностей ещё и эту.

Разогрев на завтрак немного каши, делаю себе кофе и усаживаюсь за стол напротив Рисая. Он, всё так же сосредоточенно уставившись на голографическую проекцию, игнорирует меня.

Приглядываюсь, пытаясь прочесть текст, но понимаю, что мне не знаком язык.

Не знаю, как долго я не свожу глаз с Рисая. Только в какой-то момент эта игра в молчанку начинает меня злить, пугать и настораживать одновременно.

Я понимаю, в душе высшего двуликого, наверное, как и в моей царит сейчас смятение. Но это ведь не причина делать вид, что я пустое место.

— Знаешь, — обращаюсь к нему, — я так странно себя чувствую.

— Так бывает после первого секса, — не поднимая головы, откликается Рисай. — Это пройдёт.

— Хорошо бы… — вздыхаю, глядя на двуликого.

Да, как-то не задался наш совместный завтрак. Что-то происходит с Рисаем. И не нужно быть опытным психологом, чтобы заметить это.

Может, он уже сожалеет, что переспал со мной? Или причина в том тексте, который он читает? Что терзает моего двуликого?

Я хотела бы помочь ему. Если бы знала, как?

— Это ведь язык ке-тари, правильно? — тычу я пальцем в голографическую проекцию текста над браслетом. — Что ты читаешь, если не секрет?

Рисай, наконец, поднимает голову и смотрит на меня так, как будто раздумывает, можно ли мне рассказать.

— Это информация, которая много столетий была засекречена и хранилась в Императорском архиве на Тарионе. Родной планете ке-тари. — Он делает короткую паузу, а затем добавляет: — И которую украл и обнародовал твой отец.

— А что в ней написано? — снова интересуюсь я, радуясь тому, что удалось разговорить молчаливого двуликого. И стараюсь не обращать внимания на обвинение в краже в адрес биологического отца.

Да, и какой он мне отец, если разобраться? Его двадцать лет не волновала моя судьба. Я никогда не видела и не знала его. Так почему меня должен волновать он сам?

— В ней написано, что мне стоило прочитать её намного раньше, — снова мрачнеет Рисай.

— В тебе что-то изменилось, — решаюсь я озвучить мысль, которая до сих пор не даёт покоя. А заодно отвлечься от внезапных мыслей об отце. — Это из-за информации?

Двуликий явно не желает обсуждать загадочный текст из Архива. Рисай деактивирует голограмму и прикрывает браслет рукавом рубашки.

— Я давно не брил щетину, — с показным равнодушием пожимает он плечами.

Я двигаюсь ближе, опираюсь на локти и заглядываю Рисаю в глаза.

— Нет, я не об этом… Не о внешности, а о том, что внутри. — Протягиваю руку через весь стол и кладу ладонь на грудь Рисая. Как и в прошлый раз чувствую его сердце, разгоняющее свой бег. — Как будто тебя что-то мучает.

— С каких пор ты заделалась ясновидящей?! — На его лицо ложится тень раздражения.

Двуликому явно не нравится, что я затрагиваю тему произошедших изменений. И чем больше ему не нравится, тем сильнее интересует меня.

Я отстраняюсь, и Рисай тотчас оживает. И прежде чем я успеваю отдалиться, он удерживает мою руку, накрывая своей ладонью.

— Извини. Я не хотел тебя обидеть. Просто слегка раздражён, потому что не мог уснуть всю ночь. Слишком много всего произошло со мной за короткий срок. Твой отец, мой дядя, изгнание, ты… — Он раскрывает ладони и отпускает мою руку. — Не заблуждайся на мой счёт. Я всё тот же Рисай Диррон, что и прежде.

Он как будто вкладывает в эти слова какой-то особый, тайный, понятный только ему одному смысл. Но я не решаюсь продолжать расспросы и приступаю к завтраку, сохраняя молчание до самого конца трапезы.

И всё же несколько раз украдкой бросаю на двуликого взгляды из-под ресниц. Кажется, он рад тому, что я не задаю более неудобных вопросов.

Только в самом конце нашего молчаливого совместного завтрака я всё-таки решаюсь снова заговорить.

— Послушай, Рисай. Я ведь не пленница в твоём доме и могу выходить?

Он поднимает голову и примерно с минуту косо глядит на меня. А я терпеливо жду, что он ответит. Потому что очень ясно понимаю, Рисай ни за что не позволит мне одной свободно разгуливать по району.

— Ты не пленница, Дарья. — После затянувшейся паузы он, наконец-то, снисходит до ответа. — И ты можешь выходить. Но только вместе со мной. Не хочу снова выкупать тебя на аукционе…

Именно такой ответ я и ожидаю.

— Хорошо. — Улыбаюсь, поскольку в голову приходит идея, которая кажется мне идеальной, чтобы помочь Рисаю забыть обо всём плохом. Хотя бы на время. — Тогда я хотела бы кое-куда слетать сегодня после ужина. Отвезёшь? Если, конечно, ты свободен.

В мыслях я наскоро сочиняю, куда и зачем мне так сильно нужно. На тот случай, если Рисай вдруг спросит.

Но он не спрашивает. Просто молча кивает.

А я тут же хватаю ложку и начинаю набивать рот остывшей кашей, чтобы скрыть от двуликого счастливую улыбку.

***

— Напомни-ка мне, куда дальше? — Впереди виднеется развилка, и Рисай сбавляет скорость.