Его Кукла (СИ)

Зря я, по всей видимости, в такую минуту напомнила двуликому о своей связи с наместником. Рисай ведь ненавидит его.

И, кажется, я оказываюсь права. Услышав мой вопрос, двуликий меняется в лице и будто слетает с катушек.

Он, так и не ответив, пристраивается между моих раздвинутых ног и врывается одним мощным толчком.

От болезненного ощущения наполненности я вскрикиваю, но изо рта не вылетает ни единого звука. Рисай за мгновение до этого успевает жёстко смять мои губы своими.

Его глубокие, сумасшедшие поцелуи так не похожи на те, которые он дарил мне вчера. В сегодняшнем Рисае не осталось ни капли нежности, ни грамма ласки. Только неуёмное желание и грубая звериная страсть.

С каждым новым ударом двуликий вколачивается в меня всё быстрее и глубже. Кусает и без того уже истерзанные и искусанные чуть ли не до крови губы.

Охваченная страстью, я извиваюсь под Рисаем от нетерпения. А он как одержимый снова и снова впечатывает меня в постель всё новыми и новыми ударами. И словно никак не может достигнуть вершины.

Я теряюсь в пространстве и времени. И уже почти не чувствую онемевших рук.

Только сквозь туманную пелену в глазах вижу, как по вискам Рисая стекают, теряясь в густой щетине капельки пота.

— А-ар, проклятье! — в ярости рычит двуликий.

И в следующий миг его пальцы впиваются в моё горло. Сдавливая и практически перекрывая доступ воздуха.

— Ри…сай… — барахтаюсь и пытаюсь пинаться, но все мои попытки бесполезны и бессмысленны.

Рисай слишком сильный и тяжёлый, чтобы я могла победить в этой борьбе.

Я только делаю хуже, потому что чем больше сопротивляюсь, тем сильнее держат мои руки змейки. Тем меньше кислорода остаётся в лёгких. И тем яростнее становятся движения Рисая.

Сколько проходит времени? Секунда? Час? Вечность?

Не знаю, понимает ли Рисай, что убивает меня своей звериной страстью…

Мышцы живота и бёдер сводит от сладких судорог. Перед глазами плывут разноцветные круги. И я уже совсем близка к тому, чтобы потерять сознание из-за нехватки воздуха…

Рисай ещё несколько секунд бьётся внутри меня, будто в агонии. Его хрип врывается в мой рот вместе с последним поцелуем.

Он пугает меня до чёртиков.

Его пальцы, сдавливавшие моё горло, разжимаются, и я с тяжёлым свистом втягиваю порцию живительного, обжигающего кислорода.

Двуликий вдруг замирает, прикрывая дрожащие веки. И с блаженным стоном скатывается с меня на кровать.

В ответ на освобождение во мне словно запускается какой-то механизм.

Внезапная вспышка в сознании… И меня выгибает дугой, подбрасывая над постелью. Ещё. И ещё! И снова…

— Чт-то это было? Рис-сай… — зову я беззвучным шёпотом, не надеясь, что он услышит.

Но двуликий каким-то чудом слышит.

Он поворачивается ко мне и вновь накрывает своим телом. А затем соединяет свои ладони с моими и переплетает наши пальцы, давая понять, что змейки больше не держат меня.

— Это было тёмное желание ке-тари, моего второго я, которое ты разбудила во мне.

Глава 13. Сладости — это не только ценный подарок…

Рисай

Никогда я не подумал бы, что эти два часа наедине с дочерью бывшего друга станут самыми безумными и счастливыми за последние чёрт знает сколько месяцев.

Когда оплаченное время истекает, и загораются сигнальные огни на лифте, мы с Дарьей уже одеты. Я никогда раньше не испытывал тревогу из-за своих предпочтений в сексе. Для меня имело значение лишь собственное удовольствие.

Сегодня я впервые за всю жизнь чувствую некое подобие страха из-за того, что сорвался.

Не напугал ли я Дарью? Не оттолкнул ли? Не причинил ли вред, когда использовал удушение?

— Куколка. — Как только мы выбираемся из здания и оказываемся на улице, я поворачиваюсь к Дарье и беру за руку. В каком-то смысле даже радуюсь, что она не одёргивает её. Радуюсь, что не вижу в её взгляде ни ужаса, ни осуждения, ни отвращения. — Ты хотела видеть меня настоящего, помнишь? Если этот настоящий я напугал тебя…

Она вскидывает на меня глаза.

— Так это правда, что двуликие получают удовольствие, когда душат женщин?

— Нет! — Это первое, что я произношу в ответ, но тут же осекаюсь. Вокруг этой девочки лжи и так более чем достаточно. Не хочу окутывать её ещё большим враньём. — Это было раньше, Дарья. Теперь так не казнят. Твой отец, наместник Керташ многое изменил в наших законах и обычаях.

Скажи мне кто-нибудь ещё недавно, что буду использовать имя Элроя, чтобы удержать рядом с собой его незаконнорожденную девчонку, я просто рассмеялся бы в лицо такому человеку…

Так почему сейчас мне не смешно?

— Но ты ведь не смирился с изменениями, да? — горько усмехается она на мои оправдания, в которые я и сам-то не слишком верю. — Ты получаешь удовольствие от этого и не готов отказаться?

— Верно, я получаю удовольствие. Но оно не связано с желанием убить женщину. Я контролирую ситуацию и знаю, когда должен остановиться.

Если честно, я понятия не имею, как объяснить Дарье свою страсть к удушению. И не уверен, нужно ли. Она ещё слишком молода, чтобы забивать ей голову своими играми.