Надежда давит слезу, продолжая что-то причитать, а Лариса похоже поняла, что настроен я весьма решительно, потому даже не пытается оспорить мой приказ. Сестра кивает, бросает выразительный взгляд на друга и, взяв под руку безутешную женщину, отправляется к входной двери.
Выхожу из дома вслед за ними, дабы убедиться, что мое веление будет исполнено. Пристально наблюдаю, как Лара помогает женщине усесться в незнакомую мне машину и без задней мысли задаю вопрос:
— Лариса, где твоя машина?
Помнится, всего несколько месяцев назад я купил ей новенький мерин, после долгих увещеваний сестры, что она жить без него не может.
— Так это моя, — коротко бросает она, но я замечаю напряжение в ее голосе.
Значит, догадывается, что сейчас получит по первое число. Этот скромненький седан и в подметки не годится той машине, что я ей подарил. Отсюда вопрос: если она без моего ведома поменяла машину на пару классов поменьше, то куда дела разницу?
— Лара, — угрожающе проговариваю я. — Где машина?
Сестра тут же подходит ближе. Вижу, что мнется, будто придумывая оправдания:
— Я ее немного… эм… разбила.
— Разбила? Ты шутишь? — негодую я. — Полгода не прошло, как я ее купил!
— Это все, что тебя волнует? — вдруг взвивается сестра. — Деньги-деньги! Тачка! Чуть что «я тебя лишу финансирования»! Это все, что тебе интересно?! А я?! Как же я? Я ведь могла пострадать, а ты даже не поинтересуешься ведь, в порядке ли я! Между прочим, это из-за тебя случилось! Ты же у нас царь! Плевать, чем я занята! «Немедленно приехать»! Вот я и… — осекается, а в глазах слезы стоят.
Черт. Мне действительно стыдно. Что я за человек такой, что даже не знал, что сестра в аварию попала.
— Ты в порядке? — хмурюсь, кладя свою ладонь сестре на плечо.
Должно быть, из меня действительно родственник никудышный. И не только родственник.
— В порядке, — будто отмахивается, однако взгляд на входную дверь бросает.
— Что случилось-то? — хочу проявить участливость, однако вижу, что Лара не настроена делиться. Будто скрывает что-то. И чувство вины ясно читается на ее лице. — Ты же была трезвая?
— Вот ты опять! — взрывается сестра.
Почему-то я ожидаю, что после того, как я ее взбесил своими неуместными расспросами, она поспешит поскорее убраться. Однако напротив. Вновь бросив взгляд за мое плечо, Лара словно к земле прирастает.
— Так ты здесь? — говорит она, болезненно морщась.
— Лара? — слышу из-за плеча тихий голос Анюты. — Вчера не удалось пообщаться. Как отдохнула?
А я глаз от сестры не отвожу. Что-то в ее реакции на Невеличку меня настораживает. Там и страх, хотя моя сестрица явно не из пугливых. И стыд, хотя и смутить эту бесшабашную девицу не так просто.
Вчера я был поглощён собственными эмоциями. Казалось, меня поймали с поличным за чем-то постыдным. Но сегодня… похоже я наконец разобрался с собой. И теперь я будто стал свидетелем ошибки кого-то другого.
Видимо, пришло время разобраться со своими домочадцами.
Из странных размышлений, которые неожиданно начали заводить меня к немыслимым подозрениям, меня выдернул трезвон с Аниного запястья.
Поворачиваюсь, сразу отмечая, что девочка успела привести себя в порядок, и подхожу ближе. Беру ее руку и, увидев на часах, кто звонит, принимаю вызов.
— Глеб Виталич, у нас проблемка небольшая с аукционом выходит, — звучит из динамика. — Боюсь, до завтра не решим. А гости уже оповещены.
— Я понял, — прерываю я своего помощника, пока он не вывалил всю информацию о предстоящем вечере. — Встретимся в клубе.
Сбрасываю звонок. Поворачиваюсь к сестре. Едва встретившись со мной взглядом, она отворачивается и семенит к машине.
Щурюсь, глядя ей вслед. Не стану останавливать. Пока. Сначала сам попробую разобраться. Я очень надеюсь, что мои страшные догадки не оправдаются…
Проводив отъезжающую машину взглядом, беру Аню за руку и завожу в дом:
— Со мной поедешь?
— Если можно, — тихо говорит она.
— А почему должно быть нельзя?
— Боюсь вам не по душе всюду за ручку меня водить, — говорит с улыбкой, но я слышу печаль в ее голосе.
Захожу вместе с Аней в свою спальню и, отпустив ее руку, начинаю переодеваться:
— А тебе? — спрашиваю зачем-то. — По душе?
Вижу, как она в растерянности складывает перед собой руки и начинает нервно теребить купленное вчера платьице. Смущается.
— Я ведь говорила. Когда вы меня держите за руку, я будто равновесие обретаю.
— Должно быть, это нормально для незрячих, — размышляю вслух, натягивая брюки. — Когда кто-то поддерживает…
— Ни кто-то, — перебивает она меня. — Люди не одинаковы. Особенно это ощутимо, когда все что остается на оценку это голос, запах и… ощущения. Врачи, как мясники хватают. Их задача выполнить свою работу и неважно, каким путем. Больно ли пациенту или некомфортно.
Пуговицы на рубашке почему-то совершенно отказываются лезть в петли, едва не доводя меня до бешенства:
— Черт бы побрал эти сраные пуговицы, — тихо ворчу себе под нос.
— А остальные люди обычно поддерживают как-то неуверенно, — продолжает Аня, а я все жду своей роли в этих примерах, продолжая бороться с пуговицами. — Будто боясь запачкаться. Или же заразиться.