— Я уже ухожу, — медленно спускаюсь со ступенек, смотря себе под ноги, считая каждую. Шесть, семь, восемь, девять, пролет. И отсчет начитается сначала. Первая, вторая, третья, спотыкаюсь, пошатываюсь, но вовремя хватаюсь за перила. Хочется вернуться и потребовать объяснений. Но разве в этом есть смысл…
— Девушка, вы как там оказались?! — вопит сторожевая собака на входе. — Немедленно покиньте клинику, иначе я вызову охрану!
Ничего ей не отвечаю, просто киваю и выхожу на улицу. Срываюсь, почти бегу к стоянке, сажусь в машину и сползаю вниз, ложась щекой на прохладное кожаное сиденье.
— С вами все хорошо? — интересуется водитель.
— Да, поехали домой…
Прихожу домой, в гостиной стоят собранные мной сумки. Боже, какая я дура, столько нафантазировала, что тошно от самой себя. Он ведь даже ни разу напрямую не сказал, что любит меня, все какими-то намеками…
Беру свою сумку и поднимаюсь с ней наверх. Кидаю ее в угол, закрываю дверь, дергаю ручку, убеждаясь, что заперто. Раздеваюсь до белья и иду в ванную. На тумбе, возле раковины, часы Платона, это он забыл… Утром… Когда…
Выхожу из ванной, громко хлопая дверью. Ложусь в кровать, утыкаюсь лицом в подушку, глубоко вдыхаю и задерживаю дыхание. От моей постели пахнет Платоном.
«Это кольцо я купил еще в Германии, то есть уже тогда решил, что ты будешь со мной. Это кольцо — знак того, что ты моя, и доказательство серьезных намерений к тебе. Это кольцо, определенно, предложение. Но долгосрочное. Ты еще так молода. Тебе выучиться надо, мир посмотреть, возможно, где-то реализоваться. В первую очередь я думаю о тебе. Да, ты будешь со мной в это время, но свадьбу мы сыграем немного позже. Кольцо — знак принадлежности, если хочешь. Знак любви».
Соскакиваю с кровати, срываю белье и скидываю его на пол. Да здесь все напоминает о нем. За что он так со мной? А сколько слов было сказано, сколько нежности, прикосновений, признаний, он так глубоко во мне, что меня-то и не осталось. Срываю чертово кольцо. Хочется выкинуть. Но я аккуратно опускаю его на стол.
Открываю шкаф, беру свой любимый плед, кутаюсь в него и иду в комнату Миланы и Мирона. У них хорошо, спокойно, тихо, и ничего не напоминает о Платоне. Ложусь в их кровать, поверх покрывала, закрываю глаза. Я не буду плакать! Не буду… Не буду, говорю себе, чувствуя, как проклятые слезы скатываются из глаз.
Просыпаюсь от того, что что-то щекочет лицо. Морщусь. Пытаюсь стряхнуть с себя то, что мешает спать, но натыкаюсь на холодную ладонь. Мне не нужно открывать глаза, чтобы понять кто это. Я чувствую его до боли родной запах, смешанный с запахом морозного воздуха. Он только что приехал и уже нашел меня. Немного шершавые пальцы убирают волосы с моего лица, поглаживают щеки, скулы. Стараюсь дышать ровно и не реагировать. Но когда его пальцы подбираются к моим губам, резко открываю глаза, уворачиваясь.
— Я потерял тебя, малышка, — такой усталый, невыспавшийся, тепло улыбается, а меня начинает тошнить от его фальши. — Почему ты здесь?
ГЛАВА 30
ГЛАВА 30
Температура спала, и Лера уснула. Целую ее в лоб, еще раз убеждаясь, что жара нет, и выхожу в коридор. На мое удивление Марьяна еще здесь. Сидит возле палаты, сжимая в ладонях пластиковый стаканчик кофе. Несмотря на то, что она виновница всего происходящего и сорвала нам праздничные выходные, я больше не злюсь. Я так устал и морально вымотан, что сил не осталось даже на злость. По факту в этой ситуации виновен только я. Так как просто не должен был оставлять Леру.
Звоню Алисе, объясняю ей всю ситуацию и прошу не приезжать. Поздно, Лера все равно спит. Ну что ей здесь делать? Больница — не самое весёлое место для ночёвки. Уверен, что утром мы вернемся домой.
Марьяна что-то спрашивает, отвлекая меня от беседы. Пока отвечаю, Алиса сбрасывает звонок. Тру лицо от усталости. Ладно, мы обсудим все завтра.
Кофе с аппарата — редкостная гадость. Но другого здесь нет. Сажусь рядом с Марьяной, откидываюсь на спинку, прикрывая глаза.
— Платон… — мнется Марьяна.
— Ты бы ехала домой, — прерываю ее. — Нет смысла здесь сидеть всю ночь. Молчит. Встаёт с дивана, проходится по коридору, выкидывает стаканчик, долго смотрит в темное окно и снова садится рядом со мной.
— Думаешь, я бесчувственная? Не переживаю? — спрашивает у меня.
— Я вообще ни о чем не думаю, — вновь закрываю глаза.
— Я, может, и не мать года, но люблю Валерию.
Молчу. На самом деле мне не нужна ее исповедь.
— Она — это все, что у меня осталось в жизни. Ты же знаешь, родителей уже нет, сестра далеко… И вряд ли вернется. Тетка… Та вообще никого не любит…
— Марьяна, мне не нужно ничего доказывать. Донеси это все Лере. Наладь с ней контакт, пока не поздно. Не покупая ее.
— Я пытаюсь. Я осознаю все свои ошибки. Ну прости ты меня! — с каким-то надрывом просит она.
— Марьяна, — открываю глаза, поднимаю голову, обращая на нее внимание. Глаза мокрые, плачет. — Да не держу я зла. Моя ошибка в том, что я женился на тебе.