Но несколько шагов превратились в десяток. Сам не понял, как ноги принесли его к дверям подвалов. Георг замер в нерешительности. Что за демоновы проделки?! Надо повернуть назад. Или поговорить? Но зачем? Бастард щебетал певчей птицей. Мастер пыток - Шанс - вытягивал из него подробности, не прилагая особых усилий. Элоизу стоило бы отправить туда же – девушка отказывалась разговаривать вообще, но… Опять это проклятое но! Одна только мысль об окровавленной, задыхающейся от боли королеве в скрюченных пальцах палача – и Георгу самому становилось дурно.
Стражники и бровью не повели, когда он велел открыть решетки. Охрана усилена вдвое – Бьерн просто сломал некоторые двери, когда выбирался из подземелий. Сколько раз Георг наблюдал животную силу де Нотберга? Привыкнуть бы уже, но все равно продолжал восхищаться ею. А теперь к восхищению добавилась еще и ненужная зависть, стоило понаблюдать сцену в камере. И это тоже сбивало с толку.
Сумрачные коридоры вели его к камере Элоизы. Не камень – трясина под ногами. Им надо поговорить… Просто поговорить. Демон! Да ему вообще должно быть все равно! А пальцы искали привычные уже четки. Но ее подарок сломан, а новые – точная копия! - совершенно не так лежали в руке.
Перед самой камерой шаг все-таки сбился. Едва удалось удержать маску равнодушия и кивком отослать стражников прочь.
Девушка стаяла к нему в пол-оборота. Все та же королевская осанка и полнейшее спокойствие, как будто она не в полутемной камере, где нет ни нормальной ванны, ни застланной шелком постели, а наслаждается чаем на балконе.
- Какая честь! Меня решил навестить король, - ее голос был мягче пуха. Георг поежился – прекрасная выдержка! Когда успела научиться? Ответ пришел незамедлительно, и он порадовался, что разучился краснеть. – Ваше Величество решили лично проводить меня к старине Шансу?
- Оставь, Элоиза…
Королева безразлично пожала плечом. А ведь ее действительно не волновало, зачем он спустился сюда. И даже если бы палач раскладывал перед нею инструменты для пыток – Георг был готов спорить - Элоиза оставалась бы так же безмятежна.
Дурное предчувствие расползалась по жилам тонкими побегами иглоцвета. Не выдрать – слишком крепкие шипы. Почему его привлекла дерзкая рыжеволосая девчонка? И от чего сейчас взгляд так упорно выискивает хоть кроху былого обожания? Да, однажды она смотрела на него именно так…
- Это все из-за…
Он не помнил имени той фаворитки. Как и почти всех до и после нее. А вот глаза своей жены запомнил слишком хорошо. И от этого колючая гадость в крови крепла лишь сильнее. Пожалуй, ему не следовало… Нет – наверняка.
- Левирии, - подсказала Элоиза, а Георг чуть не зашипел от непонятного и неприятного ему чувства. Помнит. Он бы предпочёл обратное. – Нет, не из-за нее. И не из-за Жоржии, Рози, Тинны и прочих твоих подстилок. Хотя… Стоит сказать спасибо. Их усердие держало меня в тонусе.
О ее острый взгляд можно было порезаться. Если бы Элоиза родилась мужчиной, то могла бы управлять государством... На секунду Георг забыл, как дышать, пораженный своим открытием. Да… Немного опыта, и эта женщина могла бы.
- Тогда зачем?
И следующий адресованный ему взгляд дал почувствовать себя полным глупцом. А еще мелким и ничтожным – хуже последнего червя.
- Голова дана Вам, чтобы в нее кушать? – королева развернулась и огненный водопад локонов, которые он так любил сжимать в кулаке, перетек с плеча на спину. Шагнула к нему так быстро, что Георг едва удержался, чтобы не отшатнуться. – Извольте, я поясню. Однажды, давным-давно, король выбрал себе невесту. Девушка была в восторге. Она верила, что ее жених добрый и заботливый, как рассказывали все вокруг, и вместе она смогут сделать подданных счастливее. Девушка ужасно гордилась умом своего будущего мужа и поклялась себе быть достойной его. Неустанно изучала различные научные труды великих умов, получая в награду ворчание, что все это блажь, а то и наказание за излишнее любопытство. Безропотно исполняла множество глупых правил и нужных процедур, дабы ее внешность и поведение радовали короля. А оказалось… это все не нужно! От девчонки требовался лишь наследник. Как и от большинства других женщин. Ее - уже муж - очень выразительно дал понять, в чем заключается роль женщины. Отмахнулся от всех попыток хоть немного облегчить если не ее, то жизнь других! Ведь это несправедливо! Но его не интересовала справедливость...
Ее слова мерещились глыбами черного льда. Острыми и тяжёлыми. Она приходила к нему, да. Приносила свои записи, которые показались блажью. В то время его поглотили переговоры с Франтлией. Он отмахнулся, и, кажется, не очень вежливо…