Его невольница

— Я же и говорю — банально, — дрогнули в грустной улыбке уголки его губ. — Она остановилась в Анкаре, и я приехал к ней сюда. Мы провели вместе десять дней…

— А у тебя уже был тогда невольничий бизнес?

— Не у меня, Валя, но да… я уже был в нём, — с горечью и упреком ответил Энвер. Ему явно не нравилось это обвинение, мгновенно воздвигшее между нами стену. А мне нравилось, что он признаёт вину. Мстительная бяка внутри меня радовалась и даже готова была его расцеловать за эти муки совести. Наверное, мою счастливую улыбку он расценил как идиотскую, но я ничего не могла с ней поделать. — Потом Настя улетела домой, и вернулась через месяц, чтобы работать в Турции.

— Кем?

— Она была косметологом, и прилетела в Турцию не только отдохнуть, но и подыскать работу.

— Какая предприимчивая девушка, — иронично брякнула я — бяка внутри меня оказалась ещё и ревнивицей. Теперь она хотела мстить за ту любовь, что сверкала счастьем в глазах этого мужчины на той фотографии из гостиной в замке. — Здесь своих косметологов мало?

— Понятия не имею, — дёрнул плечом Энвер. — Многие русские находят работу в Турции.

— Так что всё-таки произошло с ней? — мне совсем не хотелось слышать историю его любви. Гораздо интереснее было узнать, причём тут Кемран.

— Я познакомил ее с мамой, она тоже блондинка — моя бабушка русская.

Вот, значит, откуда эта тяга к русским белоснежкам.

— Всё равно не понимаю, причём тут Кемран… — Энвер порывисто встал, и я поняла — вот кто центр боли самого Энвера. Его брат. — Он родной тебе? — спросила, повинуясь мелькнувшей и пропавшей догадке.

— Сродный. Месут мой дядя…

— О как! То есть твоя мама с ним…

Я отшатнулась, когда Энвер одним лишь разворотом тела уничтожил три разделявших нас шага. Думала, самое малое — ударит. Но он лишь схватил меня за ворот и процедил таким холодным тоном, что заиндевели стены и потрескался фондю:

— Всякому терпению есть предел. Не надо его нащупывать так грубо. Ты девушка, Валя, тебе не к лицу…

— Ох, вы только посмотрите! — крикнула я, оттолкнув его от себя. Столик опрокинулся вместе со всем, что на нём стояло, напомнив мне, как Энвер смахнул в замке обед из пятнадцати блюд. Дамла позже упрекнула меня, что я должна быть как минимум сдержаннее, как максимум — умнее, и уважать труд других людей — она с раннего утра по просьбе хозяина готовила для нас романтический обед, за которым Энвер собирался со мной откровенно обо всём поговорить. — Мне к лицу только раздвигать перед тобой ноги?! Ах, ну да! Ведь у невольниц путь короткий — на член своего хоз…

Я не договорила — задохнулась… от руки не шее. Энвер не сжимал пальцы, мне не было больно. Но жест давал понять — я перешла какую-то невидимую мне черту. А ещё — пришло запоздалое понимание — прямиком ткнула во второй, основной центр боли — в его мать.

— Мне нужно пройтись… — тихо сказал божественный мерзавец, отпустив мою шею.

Я всё равно не могла сделать вдох, хотя лёгкие уже кололо. Но гораздо слабее, чем его взгляд: влажный от собиравшихся слёз; бездонный, как отражение его боли; горячий, как лава эмоций, громко отбивавших быстрый ритм его сердцем.

Он молча оделся и вышел из комнаты, даже не хлопнув дверью. Лишь тогда я смогла вдохнуть. Но этот вдох не принёс облегчения.

Кажется… я снова всё испортила.

* * *

Быстрым шагом шёл куда глаза глядят. Валентина права во всём: в своём стремлении узнать всё прежде, чем принять меня с мешком грехов, а не щедрых подарков; в желании знать, что случилось с моей прошлой девушкой; в отчаянной потребности понимать, что будет дальше с ней; в необходимости решить, надо ли ей вообще связываться со мной, когда за моими плечами маячит призрак Кемрана и Месута. Я не имел права срываться. Но…

После показаний матери в Европоле наша семья быстро развалилась. Просто стремительно. Отец прилетел ровно на один день, чтобы развестись и лишить меня права на наследство. Все наши счета арестованы, аудиторская проверка Европолиции проводится в бюро матери и филиалах отца. В одночасье мы остались ни с чем и нигде. У нас с мамой был выбор: оставить всё как есть или как мы сделали. Ещё после убийства Насти мама предлагала этот, теперь реализованный, вариант, она тоже до чёртиков устала бояться быть пойманной с героином или что меня поймают на торговле сексуальными невольницами.

Но сеть Месута идеальна, он закрывал нас от всех случайностей с завидной прозорливостью, будто предвидел будущее. Он выстроил свой успех на пепле, тлене и костях наших с мамой надежд и желаний, гениально встроил отвергнувшую его женщину в свой бизнес-план. Я попал туда случайно — мать дорого платила за моё право быть свободным от той грязи, с какой смешали её собственную жизнь. Но я влез, чтобы вытолкнуть мать, и лишь потянул её ещё глубже.